учебного материала, зависит качественный уровень школьного образования. Программы и учебники одновременно выполняют и обучающую, и воспитательную функции. Но если одна из функций преобладает над другой, происходит перекос в образовательном процессе, который неминуемо приведет к негативным последствиям в формировании общественного сознания обучаемого поколения, в жизни общества в целом.

Поскольку антирелигиозное воспитание предполагало, прежде всего, воспитание «нового человека» с атеистическим мировоззрением, постольку оно определило в 1929–1932 гг. наряду с прочими воспитательными задачами (интернациональное, военное воспитание и др.) содержание школьных программ и учебников, форму подачи учебного материала. Все изменения происходили в ходе реформирования школьной системы для реализации главного большевистского идеологического посыла в образовании: политехнизации школы. На первый план выдвигалась задача не столько овладения объективными научными знаниями, сколько формирования производственно-хозяйственных навыков учащихся. Этим объяснялась длительная работа в первой половине 1920-х годов научно-педагогической секции ГУСа, Главсоцвоса, да и всего Наркомпроса РСФСР, над программами, попытки соединить содержание учебных программ и учебников с новыми педагогическими технологиями и методами преподавания. Так называемые стабильные программы ГУСа появились к 1927 г.

В настоящей главе рассматривается содержание школьных программ и учебников 1929–1932 гг. в контексте политической цели заменить безрелигиозное воспитание антирелигиозным. Выявленные и впервые вводимые в научный оборот документы позволяют выделить два этапа изменения содержания главных, нормативных инструментов учебного процесса. В первом параграфе анализируется первый этап изменения содержания учебного материала стабильных, но «безрелигиозных» программ и учебников, приведение их в соответствие с задачами, сформулированными в партийных решениях 1929 г. Во втором параграфе показан второй этап изменений программ и учебников, произведенных в 1930–1932 гг.

В условиях антирелигиозного наступления программы ГУСа 1927 г. уже не соответствовали политической линии, требовавшей усиления соответствующего материала. Еще до выхода циркуляра ЦК ВКП(б) от 24 января 1929 г. «О мерах по усилению антирелигиозной работы» руководители Наркомпроса и другие просвещенцы в выступлениях и статьях указывали на необходимость редактирования программ в требуемом направлении. Речь все же не шла о коренной переработке программ, а лишь о внесении в них дополнительных тем. За основу брались все те же программы 1927 г., которыми в Наркомпросе очень дорожили.

Еще 20 июня 1928 г., выступая на методическом совещании школьных работников I ступени, заместитель председателя Главсоцвоса, управления, ответственного за учебно-методическую работу школы, М.М. Пистрак опасался перегрузки программ антирелигиозным материалом. Под давлением политического курса он склонялся к тому, что «…по крайней мере, наша задача… заключается в том, чтобы исходя из программы выделить тот стержень, на который вы нанизываете антирелигиозную пропаганду»[929]. Как видим, М.М. Пистрак не предполагал существенной переработки программ 1927 г.

«Участие школы… должно быть отражено не через введение в программу добавочного, непосильного для ребят материала, а в умении, исходя из существующей программы, в которой отражены… все направления нашего строительства, сделать работу школы настолько гибкой, чтобы все очередные важнейшие задачи… стали… непосредственными задачами школы», – подчеркивали в Главсоцвосе[930].

Председатель Главсоцвоса М.С. Эпштейн в публичных выступлениях в начале 1928/29 учебного года также остановился на внесении в программы антирелигиозного материала. «Теперь ставится задача оттенить в программах те моменты, которые помогут провести в школьной практике интернациональное, антирелигиозное и коллективистское воспитание, – говорил Эпштейн на пленуме ЦКпроса (18–22 сентября 1928 г.). – Эти моменты должны быть отражены не только в программе по обществоведению, но и по всем программам»[931]. Однако такая позиция уже не устраивала партийных активистов.

13 декабря 1928 г. состоялось совещание работников школы I ступени. Состав его участников был особый. На нем присутствовали только члены ВКП(б) и ВЛКСМ. В прениях по докладу М.С. Эпштейна «Начальная школа как она есть» они обращали внимание на то, что без насыщения программ антирелигиозным материалом учителю практически трудно проводить антирелигиозное воспитание[932]. В предложениях комиссии АППО МК ВКП(б) говорилось о необходимости исправить содержание программ ГУСа, касающееся классового, интернационального и антирелигиозного воспитания[933].

На страницах центральной партийной и профсоюзной периодики начала настойчиво продвигаться установка: изменить школьные программы и учебники.

Директор Института методов школьной работы Наркомпроса РСФСР В.Н. Шульгин в статье «О школьных программах» 11 января 1929 г. предлагал выпускать не только методические записки, но большее внимание направить и на расширение обществоведческого материала программ. «Нет этого, – писал он, – и трудно вести воспитательную работу, и спрашивают учителя, как и с чем увязать,… как пронизать все антирелигиозными моментами»[934]. Другой известный педагог, член ГУСа М.В. Крупенина, сравнивая первый (1924 г.) и второй (1927 г.) варианты программ, призывала к тому, чтобы «мировоззренческий стержень программ» был «не только восстановлен, но и усилен». Она считала, что «частичный пересмотр программ необходим, ибо иначе воспитательные задачи школы стоят под ударом»[935]. В этом же номере журнала С. Гривун отмечал, что «все учителя, с которыми обсуждался» вопрос, «объяснили отсутствие антирелигиозной работы в школе тем, что ни в учебнике, ни в программе нет ни звука об этом, если не считать освещения в учебниках и программах вопроса о религиозных праздниках». «Нужно, чтобы Наркомпрос и все методические органы восполнили пробел в программах и учебниках… – требовал С. Гривун. – Нужно добиться, чтобы эта работа носила систематический характер на протяжении всего учебного года»[936].

Уральский просвещенец В. Золотавин также возмущался: «приходится только удивляться тому безразличию, с каким относятся программы к этому важному вопросу… На практике получается следующее: или работник занимается “творчеством”, приводящим зачастую к совершенно нежелательным выводам, или вовсе не включает антирелигиозного вопроса в свою работу»[937].

В резолюции, принятой по докладу Н.Ф. Преображенского «Антирелигиозное воспитание в связи с преподаванием естествознания» на проходившей 22–27 января 1929 г. Всероссийской конференции преподавателей естествознания школ повышенного типа, отмечалась необходимость при переиздании программ ГУСа отразить, как в самих программах, так и в объяснительных записках, «элементы антирелигиозной работы школы»[938].

Поскольку методического письма для школ I ступени не было, потребовалось редактирование программы для школ I ступени (1–4 группы).

В начале 1929 г. Наркомпрос взялся за редактирование программ. Таким образом, Наркомпрос начал реагировать на указания циркулярного письма ЦК ВКП(б), разосланного в феврале этого года. Однако анализ хода работы над редактированием выявляет его нежелание вносить требуемые изменения. Так, 7 марта 1929 г. А.В. Луначарский в заключительном слове на VII съезде Союза работников просвещения информировал делегатов, что 6 марта 1929 г. на особом совещании в Наркомпросе решили пересмотреть программы. Программы планировалось опубликовать для обсуждения в конце марта 1929 г. и издать в новой редакции к началу нового учебного года[939]. «Но это не будет, в сущности, пересмотр программы. Никаких радикальных изменений не будет», – отстаивал он имеющиеся программы. «Будут некоторые изменения текста и некоторые детальные изменения, которые придадут более выраженный характер программе, и