говорилось о необходимости привлечь школьников к участию в антирождественской и антипасхальной кампаниях. В пояснении к темам давались практические советы[966]. В теме «Весенние работы в деревне» (сельский) предлагалось поразмыслить о запретах выезжать, копать, сеять раньше определенного срока, работать в церковные праздники[967].

На третьем году обучения в теме «Наш город» (городской), «Деревня» (сельский) религию начинали связывать с классовой борьбой. Сформулирована и конкретная установка учителю: «Нужно вызвать у детей враждебное отношение к религии, как к огромному социальному злу, познакомить детей с классовой сущностью религии, с тем, что служители религиозных культов сеют тьму и невежество, отвлекают внимание трудящихся от борьбы за лучшую жизнь на земле, объединяясь с врагами трудящихся»[968]. В теме «Деревня и город» (сельский) предлагалось заострить внимание учеников на том, как религия препятствует «культурному развитию трудящихся»[969]. В теме «Как живут и работают в деревне» (городской) – подчеркнуть религиозность крестьян и то, какой «вред» она приносит «правильному ведению сельского хозяйства»[970].

На четвертом году обучения в теме «От чего зависит урожай и как его поднять?» (сельский вариант) предлагалось сопоставить результаты урожаев тех земледельцев, которые надеются на Бога и плохо ведут свое хозяйство, и тех земледельцев, которые ведут свое хозяйство хорошо, получают хорошие урожаи, но приписывают эти урожаи Божьей воле[971]. В теме «Борьба трудящихся в царской России и Октябрьская революция» (городской и сельский варианты) рекомендовалось познакомить школьников с тем, «какую роль играла в закабалении трудящихся религия всех направлений и почему, в частности, церковь защищала и защищает интересы помещиков и капиталистов»[972]. В теме «Человек и земля» (городской и сельский) противопоставлялись религиозный и научный взгляды на мироздание. Прохождение этой темы связывалось с проведением антипасхальной кампании[973].

В «Итогах работы группы за 4 года» предлагалось, среди прочего, подвести итоги тому, как группа боролась с религией[974].

Отсутствие новой редакции программ для школ II ступени отчасти компенсировалось разосланным фабрично-заводским семилеткам (ФЗС) сборником материалов к программам[975].

Главсоцвос предлагал обсудить указанный проект на курсах и конференциях учителей и с начала 1929/30 учебного года обучать по новой редакции программ[976]. Инспектор школьного отдела Главсоцвоса И.Л. Смирнов рекомендовал каждому учителю или коллективу учителей «взять на себя работу по детализации и конкретизации отдельных элементов программы». При этом «изучение программ и дальнейшее их совершенствование должно идти, – по словам Смирнова, – по линии еще большего усиления в них элементов классового коммунистического воспитания, воспитания антирелигиозного»[977].

Проект программ обсуждался в печати и на учительских конференциях. Однако, как показывает ход обсуждения, он вызвал неоднозначную оценку. Осенняя производственная конференция учителей в Свердловском округе высказалась за немедленное применение проекта на практике[978]. С.П. Егоров в «Методическом путеводителе для сельской школы» отмечал, что «в комплексных темах всех возрастных групп нашли определенное выражение вопросы антирелигиозной пропаганды и антирелигиозного воспитания»[979].

Но преобладала неудовлетворенность представленным Наркомпросом проектом. В. Сироткин из МОНО предлагал критически проработать программу Наркомпроса в каждой школе, затем собранные материалы рассмотреть в окружном отделе народного образования и окончательно доработать в облоно. Критерием критической оценки являлся материал по антирелигиозному воспитанию в программах[980]. И.И. Руфин в «Учительской газете» назвал программы недоработанными: «Программы выдвигают тот или иной вопрос, но решать его не помогают… Указаний для практического проведения атеистического воспитания по всем разделам школьной работы в наркомпросовских программах нет»[981].

В.Н. Шульгин поместил в октябрьском (1929 г.) номере журнала «Работник просвещения» передовую статью «Правый уклон в педагогике», в которой обвинил руководство Главсоцвоса в отставании от темпов социалистического строительства. Одним из главных доказательств тому, по его мнению, являлись программы 1929 г. Шульгин особенно выделил в названии программ словосочетание «проект редакционных изменений». «Это же шедевр! – восклицает он. – И это в октябре 1929 года!»[982]. «Правда, – отмечал В.Н. Шульгин, – выполнены все указания. Расширен обществоведческий материал. Усилен антирелигиозный момент. Уже не молчат об идущей в городе и деревне классовой борьбе программы… Но все это в той мере, чтобы снять упрек. Заплаты налатали на программы»[983].

В следующем номере журнала редакции пришлось оправдываться тем, что ошибочно не указан дискуссионный характер статьи В.Н. Шульгина[984]. В том же номере выступили руководители Главсоцвоса М.С. Эпштейн и М.М. Пистрак. Эпштейн вопрошал: «Где был тов. Шульгин, когда Главсоцвосом было созвано широкое совещание с участием представителей педагогической общественности, ряда государственных организаций, местных органов народного образования по вопросу о новом варианте программ I ступени? Почему такие организации, как Наркомздрав, Союз безбожников и т. д., могли прислать в ответ на призыв Главсоцвоса свои заключения по новому варианту программ, дать ряд совершенно конкретных и деловых замечаний, учтенных впоследствии Главсоцвосом? Где тогда был бодрствующий тов. Шульгин?»[985]. Пистрак упрекал Шульгина в том, что тот не понимает разницы между «статичностью» и «стабильностью». Да, программы 1929 г. стабильны, но они не статичны, а динамичны[986]. Представители Главсоцвоса разъясняли, что, несмотря на то, что программы созданы как проект, это не означает продолжения работы по программам 1927 г., так как они (программы 1927 г.) отстали от жизни[987].

Объяснение тому, почему в самом Наркомпросе по-разному оценивали эту продукцию, находится в сложнейших отношениях между структурными частями самого Наркомпроса, его руководителей между собой, с входящими в структуру Наркомпроса научными педагогическими институтами. Приведем пример из писем В.Н. Шульгина к Н.К. Крупской, приоткрывающий эту сторону проблемы, безусловно, влияющей и на ход работы по изменению методических программ в целом. Сохранился черновик письма 1929 г. Шульгина Крупской о том, что работа, концентрируясь на политически актуальных темах, не продумывается с педагогической стороны. Шульгин цитирует Крупскую: «“Мне думается, что в 5, 6, 7 группах деревенских ребят слово колхоз есть реальность и коллектив в колхозе то же самое”… Неудачно выражено. Можно это понять так, что в первой ступени о колхозе и толковать не стоит. Так это непосильно ребятам. Но это неверно и в программах, которые Вы мне показывали, о колхозах речь идет в первой группе I ступени. Как же это согласовать “колхоз есть реальность в 5, 6, 7 группе”, следовательно, в I группе он не есть реальность. Очень неудачно как-то сказано. “А сельсовет не смотрит, что мальчишки сеют, а мужики сыпят”, приводите Вы письмо мальчонки. Прекрасное письмо. Но сколько ему лет, этому мальчугану? Ведь так могут сказать порою и из третьей группы ребята. И когда ребята говорят “мама, Бога нет”, это больше, чем механическое повторение “мама, не надо именин”. Нет, здесь