сокрушил голову Левиафана…»). В Откровениях, 12: 3 семиголовое (и с десятью рогами) чудовище зла, которое явилось на небе, является отражением старого мифа о Левиафане, символизирующего триумф Добра над Злом. Впоследствии в арамейских чашах для заклинаний (примерно 500 г. до н. э., Вавилон) маги вызывали прецедент победы Господа над Левиафаном, чтобы отогнать силы зла от жилищ своих клиентов. Все это имеет опору на Новый Завет и различные формы иудейского дуализма (N. B. Кумранские câитки), в которых силы добра (или света, или Бога) сошлись в схватке против сил зла (или тьмы, или Сатаны). Это часто приписывается заимствованию из зороастризма. Но как мы это сейчас видим, миф о двойственной борьбе уже глубоко укоренился в Ханаане еще с доеврейских времен. Миф об этом конфликте был перенят евреями вместе с языком, литературой и практическими знаниями Ханаана с самого начала обитания евреев в Ханаане. Нам известен параллельный (и связанный) миф греков о семи- (или девяти-) главой гидре, убитой Гераклом. Самые ранние свидетельства этого мифа — цилиндрическая печать из Месопотамии III тысячелетия до н. э. (Аккад), на которой изображены герои, побеждающие семиглавое чудовище. Соответственно, все имеющиеся свидетельства указывают на расширение этого дуалистического мифа из семитской сферы в иранскую, но не наоборот. (Однако семиты-аккадцы восприняли это, скорее всего, как и другие кльтурные достижения у шумеров. — Ред.) То, что это иранское обратное влияние, возможно, усилило уже существовавшие в семитическом (точнее, семитизированном) мире дуалистические тенденции, вполне возможно, начиная с завоеваний Ахеменидов и продолжаясь в римские времена, но не стоит приписывать происхождение христианских дуалистических тенденций нееврейским источникам.

Мот («Смерть») — самый заметный соперник Ваала. Он достаточно часто появляется в еврейской поэзии, и его культ отражается в раннем еврейском имени Ацмавер («Мот силен»). Умиротворение сил зла, а также восхваление сил добра знакомо по многим религиям (сравните культ смертоносной Нергаль в Месопотамии и злого Сета в Египте).

Эль-Зебуб, как мы отмечали выше, — уже злое божество. Он также описывается в Библии как Вельзевул — повелитель демонов в Ветхом Завете, а также упоминается в Новом Завете[31] (Мк., 3: 22).

Золото в горах, охраняемое драконами, — также общий мотив в индоевропейском эпосе.

Анат завершает свое обращение к Гупану и Угару рассказом о победах над врагами Ваала, которые когда-то

Изгнали его с престола,

С помоста, с трона его власти,

и спрашивает,

Какой враг поднялся против Ваала

Или какой недруг — против Повелителя Облаков?

Посланцы рассеивают ее опасения:

Никакой враг не поднялся против Ваала,

Никакой недруг не идет на Повелителя Облаков.

Далее они передают послание и приглашение, те же самые слова, которые вложил в их уста Ваал, как было показано выше.

Секрет, который Ваал предлагает раскрыть перед Анат, — это слово природы. Описывающий это отрывок — один из тончайших в угаритском предвосхищении формулировки той же идеи в Писании: «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь. День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание. Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их. По всей земле проходит звук их; и до пределов вселенной — слова их» (Пс., 18: 1–5). В Ханаане, будь то в Угарите или Израиле, поэты слышали глас природы; небо и земля разговаривали с ними, раскрывали славную тайну бога (богов) и творения. Для тех людей древности природа была живым существом, с которым мог общаться посвященный.

Анат принимает приглашение, и, не теряя времени на рассылку повсюду сообщений, она решает помчаться впереди Гупана и Угара.

Затем она обратила лицо к Ваалу

На высоты Сафона

Тысячами акров,

Мириадами гектаров.

Эта формула выражает скорость, с которой путешествуют боги. Несколько прозаично, мы можем представить ее в «прыжках и скачках».

Ваал угощает Анат по ее прибытии жареным быком и откормленным теленком. Она зачерпывает воду и умывается

Росой небесной, земной роскошью,

Росой, которую изливают небеса,

Дождем, который изливают звезды,

и кругом — изобилие дичи из-за ее счастливого дара, потому что она — богиня плодородия и охоты.

Приглашение Ваала — не без скрытого мотива. В обмен на свой секрет он хочет, чтобы Анат походатайствовала за него в получении дворца. Дипломатия в кругах богов столь же лицемерная и извилистая, как и среди людей. Тактика Ваала состояла в том, чтобы уговорить

Анат обратиться к Ашерат (Астарте), чтобы та попросила Илу (Эля), главу пантеона, позволить Котар-и-Хасису построить дворец для Ваала. Ваал оставался единственным из крупных богов, у кого не было собственного дворца. Его недавно завоеванное право царствования требовало, чтобы он владел таким сооружением. Просьба его включала в себя утверждение, что почти все боги имеют дворцы:

Есть обиталище у Эля, кров для его сыновей,

Жилище богини Ашерат Морской,

Жилище Пидраи, Девы Света,

Кров у Таллаи, Девы Дождя,

Жилище у Арсаи, Девы Ycbdr,

Жилище у пернатой дичи.

Анат заверяет Ваала, что она, если понадобится, вынудит Илу (Эля) осуществить это пожелание, угрожая насилием.

И объявила Дева Анат:

«Бык, Эль, отец мой уступит.

Он уступит ради меня и ради себя самого,

[Потому что я] растопчу его, как овца на пастбище,

Заставлю его седые волосы [истекать] кровью,

Седую его бороду залью [кровью],

Пока не подарит он Ваалу дом, как у других богов,

[Да еще и дво]р, как у сыновей Ашеры!»

Потом Анат отправляется к жилищу Илу (Эля), откуда берут свое начало две огромные реки, источники Двух Ущелий. Там она угрожает своему престарелому господину физическим насилием[32]. Илу (Эль), испугавшись своей жестокой дочери, прячется в самой дальней палате: восьмом зале.

Отвечает ей Эль из семи палат,

Из восьмой комнаты:

«Знаю я, что буйна ты и безудержна, о, дочь моя,

Ибо богини не знают удержу.

Что ты желаешь, о, Дева Анат?»

И теперь, когда Илу (Эль) устрашен до состояния, что готов отдать все, что она захочет, Анат может позволить себе опять стать дочерью и отказаться от своей жестокой тактики:

И отвечала Дева Анат:

«Слово твое, о, Эль, — сама мудрость,

Мудрость твоя бесконечна,

Слово твое