class="title1">

Глава 25

Всю дорогу до лагеря я, взывая к небесам, к конституции и апеллируя к социалистической законности, пытал Кравцова двумя единственными вопросами, на которые сам же и давал единственные ответы.

Вопросы были такими:

— Да вы не охренели часом?! Совсем кукушка поехала, вот так вот в одночасье милому пионеру жизнь калечить?!

И так как полковник всю дорогу молчал, как рыба об лёд, то отвечал за него я, громко крича на всю округу:

— Охренели! Охренели!! Охренели!!!

Сева с Юлей смотрели себе под ноги, водитель никак не реагировал, следя за дорогой, а я делал небольшую паузу для того, чтобы отдышаться и вновь начинал конструктивную дискуссию Васин vs Васин, задавая всё те же архиважнейшие вопросы:

— Да вы, мать его, не, мать его, охренели ж, мать его, так ведь?! А?!?

Но перед лагерем Кравцов прекратил осмотр пейзажа, посмотрел на меня и таки снизошёл до ответа.

— Нет, Васин, мы не охренели. Мы делаем так, как надо. А ты вот, наверное, не понимаешь всей сложности ситуации!

— Это я не понимаю?! Да вы без меня меня женить хотите!!

— Это мелочи, — отрезал тот.

— Что?!?!? — задохнулся от негодования я. — Мелочи?!? Жизнь мою на кон поставили, а вы мне про мелочи?!

— Никуда твоя жизнь не денется, — пообещал полковник. — И хватит всё якать и якать. Ты ведешь себя как не как ответственный человек.

— Я? Почему?

— А потому, Васин, что ты забыл то, что обещал Родине.

— Уж не жениться ли на «дойчен фрау», случаем? — сморщился я, готовый разбить любые аргументы и, пока собеседник ничего не возразил, воскликнул: — Ведь это нонсенс — жениться без любви!

— Какой ещё любви? Тут речь не о любви, а о благе страны. Так что прекрати ныть.

— Да что значит ныть?! Я не ною, а хочу справедливости и честности в этом важном для меня вопросе.

— Опять ты заладил одно и то же — я да я. О всеобщем благе надо думать. А не о себе, — ухмыльнулся собеседник.

— Вот я и думаю о всеобщем! — заверил я и тут же выдал пришедшую на ум мысль. — Давайте ей найдём кого-нибудь другого! Я явно не подхожу, — быстро огляделся и, показав рукой на друга, произнёс: — Вот. Сева — это прекрасная кандидатура! Не пьёт, ответственный и красивый.

— Саша, ты что? — широко раскрыв глаза, прошептал ошарашенный «жених» и удивлённо уставился на рыжуху, которая, в свою очередь, тоже сидела с распахнутыми глазами и ртом.

— А ничего, товарищ Сева — для дела надо. Для Страны!

— Но я не могу.... У меня Юля...

— Ничего, — махнул я рукой. — Стерпится-слюбится. — Выдав эту народную мудрость, с надеждой посмотрел на Кравцова и спросил: — Ну что, товарищ гвардии генерал, договорились?

— Нет. Не пойдёт. Можешь даже и не подлизываться. Немецкая дама желает тебя. И наше руководство желает то же самое, — ответил Кравцов.

— Странные желания у нашего руководства, — вздохнул я, прикидывая, какой бы ещё аргумент привести.

Но Кравцов не дал мне сосредоточиться.

— Так что хватит, как ты говоришь, прикалываться, и выполни свой долг — по справедливости, как честный человек.

— Да какой там долг?! Я не хочу! Я не буду! Я не умею! Я никому ничего не обещал!

— Обещал, Васин. Обещал, — холодно произнёс тот. — И вообще, ты слишком увлёкся самолюбием и забыл клятву, данную тобой, и сейчас ведёшь себя как клятвопреступник!

— Кто? — опешил бывший пионер. — Да какую клятву я нарушил-то?!?!

— Вот видишь, ты не помнишь. А вот общество всё прекрасно помнит. Напомнить? — и он, не дожидаясь разрешения, твёрдым голосом заговорил: — Я, Васин Александр Сергеевич, вступая в ряды всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина перед лицом своих товарищей торжественно клянусь… — ну, что там дальше помнишь?

— Помню, — кивнул я и процитировал клятву пионеров СССР этих лет. — …горячо любить и беречь свою Родину, жить, как завещал Великий Ленин, как учит коммунистическая партия, всегда выполнять законы пионеров Советского Союза. — Посмотрел на Кравцова и спросил: — Но причём тут это и моя женитьба?

— А притом, Васин, что мне очень грустно слышать, как ты цитируешь и клянёшься в том, чего сам не понимаешь. А ведь там, перед лицом своих товарищей, ты поклялся в том, что будешь горячо любить свою Родину. А Родина, Васин — это наш народ. И народ, Васин, возглавляет наша партия и правительство. И если, Васин, Родина попросила тебя жениться, то ты должен, нет, ты обязан, выполнить поручение Родины.

— Но причём тут это? — прошептал я, стараясь въехать в суть текста ещё раз. — Это другое...

— Нет, Васин, это не другое. Это одно и то же. Ты что, хочешь нам тут двойные стандарты, что ль, устроить?! А знаешь, кто таких двойных стандартов придерживается на мировой арене? Правильно — наши потенциальные враги. Надеюсь, ты не такой? — задал провокационный вопрос Кравцов и, увидев мой отрицательный ответ, удовлетворенно произнёс: — Вот и хорошо. И раз ты обещал делать всё возможное на благо Родины, то флаг тебе в руки — делай!

— Но это же была пионерская клятва. А я уже не пионер! — попытался отмазаться комсомолец.

— Пионеров бывших не бывает, — категорически отрезал полковник, хлопнул рукой мне по плечу и, традиционно заржав как конь, добавил: — Женишок ты наш...

На эти колкости я реагировать не стал, а решил успокоиться, хорошенько всё обдумать и разработать достойную линию защиты. Так просто, как глупый телёнок на бойню, я идти не хотел и не собирался.

Вернулись в лагерь в четыре часа дня. А это значило, что у нас ещё куча времени, чтобы поработать.

Прошёл на площадку №1, сел на свой рабочий шезлонг и попросил Севу включить рацию. Пока тот настраивал радиоаппаратуру, к нам подошёл Корнеев. Увидев, что тот хочет что-то сказать, прервал его, попросив подождать минуту, а сам вызвал по рации режиссёра Сегурко. Тот сообщил, что все необходимые для съёмок площадки приготовлены и актёры, находясь на них, репетируют свои роли.

Отдал приказ о пятиминутной готовности и посмотрел на Якова Евсеевича:

— Докладывайте.

Ну, тот и доложил.

Как оказалось, в