хорошо! Но я хотела бы поговорить с тобой о нас.

— Я тоже. Но о нашем дорогом и уважаемом папе не спросить я не имел права! — решил не запутывать я немчуру, и, удовлетворённо посмотрев на схватившегося за голову Лебедева, продолжил: — Кстати, я тебе песни записал. Ты уже в курсе?

— Да. Спасибо большое. Мне сказали, что скоро мне их покажут. Я верю, что они замечательные, как и все твои песни, — лестно отозвалась девушка.

— Я тоже, — выразил питающий надежду юноша и на этой замечательной ноте решил заканчивать разговор: — Ладно, Марта, пока. Буду на гастролях в ваших краях, обязательно забегу.

— Васин, ты чего! — зашипел Лебедев. — Говори с ней! Скажи ей что-нибудь хорошее!

— Саша, ты что? — словно услышав мидовца, вторила ему девица. — Мы же ещё не поговорили.

— Н-да? — хмыкнул я. — А я думал, что поговорили.

— Конечно же нет! Мы не поговорили о ребёнке!

— Ну да, ребёнок, — согласился я, прикидывая, что по этому поводу можно сказать. С другой стороны, девочка была беременна и лишняя нервотрепки ни ей, ни будущему малышу были абсолютно не нужны. Поэтому:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо! Только плачу постоянно.

— Зачем ты плачешь?

— Затем, что я в смятении…

— Ты выпиваешь? — поинтересовался я, пытаясь понять, трезва она или нет.

— Уже нет. Мне сказали, что нельзя.

— Правильно тебе сказали — нельзя! А то это плохо отразится на ребёнке.

— Я знаю! Я уже неделю как держусь. Хотя нервы на пределе.

— У всех так, но тебе сейчас нужно крепиться.

— Я креплюсь. Но очень сложно. Я не знаю что делать.

— Аборт? — негромко брякнул я по-русски и, увидев в мгновение ока сделавшиеся безумными глаза Лебедева, тут же поправился: — Я говорю — хорошо.

— Что ты имеешь в виду? — не поняла Марта.

— Ничего. Говорю, что ты молодец, что взяла себя в руки. Так держать.

— Саша, я словно в мышеловке. Столько мыслей…. Мне нужно с кем-нибудь их обсудить.

— А разве ты их не обсудила с папой? — напомнил я.

— Обсудила, но это другое, — вновь хлюпнула носом собеседница. — Ты не можешь ко мне прилететь?

— Нет. Это исключено!

— Тогда я прилечу к тебе!

— Это тоже исключено. Тут нигде нет аэродрома, — наврал я, не моргнув глазом.

— Тогда я прилечу в США, а оттуда….

— Не надо! Я занят! — рявкнул я, боясь, что все мои планы пойдут коту под хвост, если эта «сантабарбара» не закончится в самое ближайшее время.

— Но я не знаю, что мне делать! Помоги мне!! — закричала немчура и зарыдала самыми горькими слезами.

Я ощутил, что ей действительно сложно, и, чтобы хоть как-то успокоить Марту, стал нести нежную белиберду, что, мол, всё будет хорошо, что, мол, я её одну не брошу, и что, мол, ни она, ни ребенок никогда ни в чём не будут нуждаться.

Эти незатейливые слова словно бы послужили спусковым механизмом, открывшим бездну девичьих переживаний.

В мгновение ока собеседница не выдержала и стала рыдать ещё сильнее. Бурный эмоциональный поток, невзирая на расстояние и постоянное шуршание, полился на меня как из ведра.

В тысячный раз клятвенно пообещав, что всё будет даже не отлично, а просто великолепно и намного лучше, чем было до этого, и, добавив, что обязательно позвоню на следующей неделе, наконец, повесил трубку и, полностью опустошённый, сел на стоящий рядом стул.

Лебедев протянул стакан воды, тяжело вздохнул, и сочувственно посмотрев на меня, произнёс:

— Вот так, брат Васин, любишь кататься, люби и саночки возить.

— Да ладно вам, — махнул я рукой, отчётливо понимая, что настроение у меня буквально на нуле.

— Ты в Санта-Крус-дель-Норте поедешь или тут останешься?

— Поеду домой, — тяжело поднялся я со стула. — Работать надо.

— Это ты правильно сказал. Это тебя отвлечёт, — согласился со мной Лебедев. — Сегодня я не приеду. Буду завтра утром. У меня тут переговоры срочные намечались с местными товарищами. Так что ты поезжай, а плёнки, что сегодня отсняли, отдашь Минаеву. Он их сюда привезёт.

Я кивнул и, попрощавшись, в сопровождении Кравцова пошёл на выход.

— Ну, ты, Васин, и ловелас. Такого ей наговорил, что она теперь будет с нетерпением ждать твоего следующего звонка — места себе не найдёт, — ухмыльнулся комитетчик, когда мы стали спускаться по лестнице.

— Девушки любят ушами, — выдал я прописную истину. — Её нужно было успокоить, и я это сделал.

— Молодец! Неплохо справился с поставленной задачей.

— Спасибо. Вы с нами поедете или тут останетесь?

— Конечно, с вами. Куда ж я без вас.

— Ясно, — кивнул я и задал актуальный вопрос: — Как, по-вашему, сколько по времени мне придётся динамить Мотьку?

— Сколько потребуется, Васин, — он вздохнул и повторил: — Сколько потребуется.

— Ну, хоть приблизительно-то Вы знаете? Вам же говорили план?

— Говорили, — подтвердил тот и молча продолжил идти, как ни в чём не бывало, спустившись на первый этаж в вестибюль.

Заметив нас, Сева с Юлей поднялись со стульев, однако, увидев, что я веду напряжённый диалог с комитетчиком, подойти не решились, оставшись стоять у гардероба.

Но мне сейчас было не до них. Безразличие Кравцова меня буквально взбесило. Я остановил его, ухватив за плечо и, пристально глядя в глаза, потребовал:

— Я категорически требую, чтобы Вы посветили меня в тот самый план! В конце концов, лапшу девушке на уши вешаю я! И я хочу знать, чем это закончится!

— Хочешь знать?

— Да. И требую, чтобы вы мне раскрыли, чем закончится этот сюжет.

— Прямо требуешь?! — явно издевался Кравцов.

— Да, требую! Требую, чтобы Вы рассказали всё, как будет. Я должен знать, к чему готовиться, и каков будет финал!

— Ну, раз ты так настаиваешь, то хорошо, я тебя просвещу, — и действительно просветил. — Готовиться, Васин, тебе надо к свадьбе, потому что в финале ты женишься.

— ...?!?!?!?!?!?!? — услышав благую весть, в категорической форме заявил Васин и мгновенно упал в обморок.

***