Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не мог убить девчонку. Ну никак не мог! Но меч ударил Райну рукоятью в лоб, и она рухнула наземь, разбросав руки и выронив нож. Танюшка оттолкнула – ногой – еще одну, подхватила из ее ножен длинный нож. Я уже бежал к ней, на ходу уклонившись от брошенного топора. Поднял меч и, ощутив спиной резко ходящие лопатки Танюшки, испытал невероятное облегчение – словно все уже кончилось.
– Ты цела? – спросил я через плечо.
– Да, – выдохнула Танюшка. – Я знала, что ты придешь.
– Не бойся, все будет хорошо.
– Я знаю.
К нам подходили со всех сторон – мальчишки-прибалты, держа в руках оружие. Лица у них были… ну, что там объяснять.
– Дурная шутка у тебя вышла, Марюс, – стараясь говорить ровным голосом, обратился я к их вождю. – Ну что? Приказывай расстрелять нас из арбалетов.
Марюс поднимал на ноги мотающую головой Райну. Особого раскаяния я не ощущал, но был рад, что не убил ее.
А еще приходило удивление, что у меня все получилось. И непонимание – елки-палки, а как у меня это получилось?! Как в кино.
Только вот счастливого конца, похоже, все-таки не будет. Если не считать… да, если не считать, что я – с Танюшкой.
Меч был легче моего палаша, короче и шире, а рукоятка – какая-то неудобная. А, не важно… Я ощущал почти нетерпение – скорей бы нападали, что ли…
Они медлили. Скорей всего, мои решительные действия произвели на них впечатление, никто не хотел попасть под меч первым.
И Марюс одним точным движением перекинул свой меч в руку. Раскрутил его. Сделал короткий жест левой рукой. А потом широкими шагами пошел ко мне сквозь раздавшееся кольцо своих людей.
* * *
Из одиннадцати парней и восьми девчонок восемь и шесть соответственно были русскими. Еще один парень и одна девчонка были сербы, двое других парней – австриец и чех, еще одна девчонка – датчанка.
Их команды, группы, отряды, племена, компании погибли в схватках с урса в разное время и в разных местах (австриец кочевал по белу свету одиннадцатый год!), а они сами прибились к Лешке Званцеву. Вадим еще в пути начал догадываться, что поморский мальчишка тут главный.
Лагерь был разбит на холме – умело, со знанием дела и – как заметил Вадим – с расчетом на оборону. Постовых не наблюдалось, но, попав внутрь, гости поняли, что подходы к холму видны отовсюду.
Собрались все. «Местные» девчонки с интересом посматривали на парней, особенно на невозмутимого Северцева. Мальчишки оценивающе сравнивали оружие. Вадим, кстати, заметил, что на распорках у костровой ямы висят… доспехи. Явно самоделковые, но внушительные – кожаные куртки из сшитых или склепанных слой на слой толстых полос, деревянные или костяные наручья, шлемы из жестко выдубленной кожи…
– Помогают? – спросил Сморч у такого же рослого и крепкого, как он сам, парнишки. Тот пожал плечами:
– Да в общем, да…
Они тут же отошли в сторону, ведя оживленный разговор об оружии и доспехах.
Меню оказалось не хуже и не лучше, чем то, к которому успел привыкнуть Вадим. Точно так же пожаловались на отсутствие хлеба, но одна из девчонок добавила, что на Кубани есть поля с дикой пшеницей и рожью. Кто-то добавил, что есть они и в других местах. А кто-то настаивал даже, что есть группы, которые имеют настоящие поля, «культурные».
– Это на одном месте жить надо, – усмехнулся Лешка. – Мы такого не любим, да и мало кто любит.
Потом она рассказала вопреки своим же словам, как два года назад они были в Голландии, где на островах посреди болот живут около сотни человек. В основном – голландцы, но есть и другие; им тоже предлагали остаться. Парнишка-чех – лет тринадцати, очень курносый и черноволосый, но с ярко-синими глазами – рассказал, что он со своими друзьями (они были уроженцами Ческе-Будейовице и попали сюда во время турпохода по Шумаве) тоже пытался устроиться на постоянное место жительства в родных местах, но зимой на них напали урса.
– Они и зимой воюют?! – неприятно поразился Вадим.
Чех кивнул:
– Да, и они неплохо одеты…
Потом он добавил, что в то утро все его друзья погибли, а он сам был ранен. Урса сочли его мертвым, спокойно пояснил чех, нагнул голову и показал чудовищный шрам слева на шее. А потом его – уже обмороженного и почти умершего от потери крови – нашли Йово и Званка, сербские ребята, пробиравшиеся с юга. Они его выходили, а весной присоединились к русским уже втроем.
– Ну что, сегодня заночуете у нас, – предложил Лешка, – а завтра отправимся делегацией к вам.
– От нашего стола – вашему столу, – со смехом добавил кто-то.
Вадим хотел уже было согласиться, но с вершины одного из дубов вдруг раздался режущий разбойничий свист. Все повскидывали головы – гости только теперь заметили, что там среди веток надежно устроился почти невидимый снизу часовой. Он махал рукой куда-то на север.
– Горит! – крикнул он, свешиваясь вниз и не опуская руки. – Горит!
* * *
– Ты ловкий. – Марюс остановился в трех шагах от меня. – Но это тебя не спасет. И девчонку твою не спасет. Но ее мы теперь убьем не сразу. Да и тебя тоже, чтобы ты послушал, как она будет орать.
– А вот за эти слова, – я почувствовал, что улыбаюсь, – я тебя убью, Марюс. Я сказал.
Очевидно, он мне поверил. Да я и сам себе поверил – уж больно увесисто у меня это получилось, на Земле, где я бросался такими обещаниями в шутку, ни за что так не вышло бы.
– Мертвые не убивают, – сказал Марюс.
Короткий вскрик заставил всех обернуться. Рыжий арбалетчик падал ничком, из затылка у него струйкой била кровь. Прибалты непонимающе озирались… а из-за кустов у поворота дороги со страшным рыкающим криком «Р-рось!!!» высыпали какие-то вооруженные люди.
Даже я их сперва не узнал, а еще мне показалось, что их страшно много. Интересно, что я понял, кто это, услышав знакомый мне грохот Колькиной «зброевки».
Марюс что-то прокричал, и прибалты бросились к воротам. Двое кого-то тащили… На нас с Танькой внимания не обращали даже свои; пробежавший мимо Игорь Мордвинцев метнул топор в чью-то спину… Но к воротам не успели – они уже закрывались, с частокола свистнули несколько стрел, кто-то из наших закричал, и я пришел в себя уже за кустами. Сергей, тряся меня за локти, орал:
– Живой?! Живой?!
– Где Танюшка?! – Я оттолкнул его. Татьяна подошла неуверенно, даже чуть покачиваясь, и я…
И я ее обнял. А она вцепилась в меня.
Вокруг запаленно дышали наши ребята, но мне казалось, что мы одни на целом свете. Потом где-то рядом кашлянул Санек и сказал:
– Вот твое оружие…
…Застреленный Ленкой Рудь из арбалета рыжий и еще один, которого зацепил картечью Саня, лежали неподвижно. Тот, в которого попал топором Игорь, тоненько плакал и пытался ползти к воротам, но у него не действовали ноги и руки. Зрелище было ужасным. Наши девчонки смотрели на Игоря волчицами, он сам кусал губы и, кажется, еле сдерживал слезы. Одиноко звучал голос Арниса – держась за перевязанную голову, он пытался «наладить контакт» с соотечественниками.