Но ведь ей понравилось. Было не страшно и не больно, все рассказы оказались неправдой, а объяснение Исминельды – удивительно верным. И засыпать вместе, когда одно одеяло, и это восхитительное чувство близости и тепла тоже одно на двоих – другого счастья просто не бывает…

Утром Рик начал с расспросов. Нет, сначала всё-таки с поцелуя, и так хотелось повиснуть у него на шее и вынудить лечь рядом. Нет, не вышло.

– Доброе утро, кошка, – он решительно отстранился, – просыпайся, давно пора. Как ты?

– Замечательно, – она огляделась, потягиваясь, и всё вспомнила.

Этот ужасный чулан в гостевом доме, и лучшая в мире постель, на которой они провели лучшую в мире ночь – которая начиналась вовсе не как лучшая, а, прямо скажем, отвратительно она начиналась. Она вспомнила подземелье, ржавые цепи, бегущую крысу, и подавила дрожь. Посмотрела на Рика. Ведь она ещё несвободна, и только от него зависит, что будет дальше. Её свобода, её надежды – это Рик. И чтобы поддержала королева. Потому что родные против, и все остальные – тоже.

В его глазах – какое-то напряжение, тревога. Но всё равно он улыбнулся ей.

– Используй меня как горничную. Застегнуть, завязать – надо? Вот с причёской не справлюсь, сразу говорю.

– Рик, а если нас не отпустят?

– Об этом даже не думай, – он привлёк её к себе, заглянул в глаза, – так почему ты оказалась в подвале, кошка? Долго там пробыла? Почему?

– Один вечер. Меня спрятали. От королевы.

– Вот же… – Рик отвел взгляд и процедил что-то невнятное, и тут же взглянул на неё виновато, – а как ты жила остальное время?

– Вполне хорошо.

Посвящать его во все подробности отчего-то не хотелось. Жаловаться – не хотелось. На родственников? Это унизительно. На монахинь?..

Это она обманывалась, вот и всё. Лёд холодный, но это не его вина, это его суть. И у них ничего не вышло, потому что она сбегала, была рысью. Наконец, она рада, что так получилось.

– Поэтому на твоих ребрах можно играть, как на лютне? Уверен, если посмотреть при дневном свете – ты бледная, как болотная ведьма, – не отставал её муж.

– Рик, – вздохнула она, ушам не поверив, – ты так обо мне думаешь?

– Я тобой восхищаюсь даже в таком образе, – край его рта дёрнулся в улыбке, – но всё же?

– Всё хорошо, Рик, – вздохнула она. – Это монастырь. В монастыри ездят не затем, чтобы много есть.

– Это я понимаю. Но зачем ты сотворила с собой такое? Как любящая тётушка это допустила? Да отвечай же, пожалуйста, – он обнял её, не давая опустить голову.

– Всё хорошо, Рик, – она сморгнула слёзы. – Давай просто уйдём отсюда, и всё будет хорошо.

– Прости. Прости, кошка! – спохватился он. – Не плачь. Я не хочу обижать тебя. Конечно, мы уйдём. Но всё-таки надо выяснить, что за зелье ты выпила.

– Рик, нет. Не поили меня зельями! – отчего-то сестре Руте Ринна очень хотела верить. – Последние дни, во всяком случае.

Теперь Рик нахмурился ещё больше, его взгляд потемнел – даже в неверном свете свечей это было видно.

– А в первые – ты и не отрицаешь.

– Чтобы охмурить ненадолго, когда я хотела уйти.

– Демоны зелёные! Вот ты и начала правду говорить?

– Рик. Это всё. Пожалуйста. Помоги мне лучше одеться, сам говоришь, что уже пора, – она выхватила из узла сорочку.

В платье бы запуталась, если бы он не помог – расправил, помог нырнуть в прохладное на ощупь, но такое уютное полотно из шерсти и шёлка. Это дневное платье она носила последние пару лет в Ленгаре, когда начиналась осенняя прохлада. Теперь оно свободно болталось на талии – Рик показал ей это, подцепив пальцем. Отделанный кружевом корсаж поверх платья он сам надел на неё и застегнул, медленно, каждую пуговку, то и дело отрываясь на то, чтобы целовать. И это было куда лучше, чем разговаривать про монастырь. По бокам корсажа ещё была шнуровка, так что он сел, как надо.

– Сколько дней назад был праздник равноденствия?*

– Я не помню.

– Два дня назад – как можно забыть?

– Рик.

– Перестань выгораживать тётушку, – попросил он, – мы всё равно ничего ей не сделаем. Даже недовольство королевы для неё как тёплый дождик. Правда, их враньё и увёртки она им припомнит, ручаюсь. У неё память хорошая.

– Но тебе откуда это известно?

– Ну как же, я кандриец и она кандрийка. Знаешь, сколько баек рассказывают про королевскую семью в каждом трактире? Да здесь так же, я уверен. Ты когда последний раз выходила на солнышко? Ответь, любовь моя.

– Рик, прекрати меня допрашивать.

– Ладно, прекратил. У тебя теперь губки припухли, на монашку совсем не похожа, – и он опять поцеловал её.

В дверь тихо постучали.

– Нам пора, – вскинулся Рик, – ты можешь что-нибудь сделать с волосами быстро?

Она наскоро причесалась и закрутила волосы в простой узел, благо шпилек хватало.

– Тебе вот так очень идет. Ты такая красавица, – оценил Рик, – я просто…

– Ты говорил, да, я ведьма болотная, – мстительно напомнила она.

– … я просто умру сейчас, – закончил он. – Ты самая прекрасная болотная ведьма на свете. Идём, нас ждут.

– Дальше приёмного покоя я не пойду, Рик. И только с тобой, – она сжала его руку.

– Дальше я тебя и не пущу, – пообещал он, – тем более без меня. И королева очень серьезно отнеслась к моей жалобе, кошка. А как же: я женился, а у меня жену отобрали и спрятали. Это против всех законов.

– Как у тебя получилось?..

Ну конечно, только так и можно было объяснить присутствие здесь Рика. Королева отчего-то решила вмешаться.

– Как получилось – дело десятое. Фина помогла. Пойдём, моя леди.

Королева сидела на том самом стуле, который когда-то носили за сестрой помощницей. Теперь она одна сидела, а остальные стояли вокруг, по правую руку – монахини, по левую – её свита. Да, и лорды тоже были – заходить в приёмный покой мужчинам не возбранялось.

Ринна вошла первая, Рик и Фина отставали на пару шагов. По толпе пробежал шорох изумления, недоумения, любопытства – и не только. Если для придворных всё было лишь любопытно, то на лицах старших монахинь во главе с тётей Астерией были написаны куда более сильные чувства. Не все умели их скрывать за показной невозмутимостью.

– Ваше величество, – Ринна присела в церемонном придворном поклоне, одновременно с ней низко поклонился Рик, он – обычно, как это делали простолюдины.

Тётя Астерия поморщилась. Она стояла рядом с королевой и взирала на племянницу с горестным укором.

– Я должна поговорить с несчастной дочерью моей кузины наедине, ваше величество.