Но годы бегут, кавказцу уже 40 лет, ему хочется домой, и если он не ранен, то поступает иногда таким образом: во время перестрелки кладет голову за камень, а ноги выставляет на пенсион; это выражение там освящено обычаем. Благодетельная пуля попадает в ногу, и он счастлив. Отставка с пенсионом выходит, он покупает тележку, запрягает в нее пару верховых кляч и помаленьку пробирается на родину, однако останавливается всегда на почтовых станциях, чтоб поболтать с проезжающими. Встретив его, вы тотчас отгадаете, что он настоящий, даже в Воронежской губернии он не снимает кинжала или шашки, как они его ни беспокоят. Станционный смотритель слушает его с уважением, и только тут отставной герой позволяет себе прихвастнуть, выдумать небылицу; на Кавказе он скромен – но ведь кто ж ему в России докажет, что лошадь не может проскакать одним духом 200 верст и что никакое ружье не возьмет на 400 сажен в цель? Но увы, большею частию он слагает свои косточки в земле басурманской. Он женится редко, а если судьба и обременит его супругой, то он старается перейти в гарнизон и кончает дни свои в какой-нибудь крепости, где жена предохраняет его от гибельной для русского человека привычки.

Теперь еще два слова о других кавказцах, не настоящих. Грузинский кавказец отличается тем от настоящего, что очень любит кахетинское и широкие шелковые шаровары. Статский кавказец редко облачается в азиатский костюм; он кавказец более душою, чем телом: занимается археологическими открытиями, толкует о пользе торговли с горцами, о средствах к их покорению и образованию. Послужив там несколько лет, он обыкновенно возвращается в Россию с чином и красным носом».

Какое место в этой классификации занимал Мартынов? Явно не среди настоящих кавказцев, хотя, как он сам считал, – воевал честно и твердо исполнял приказы. Нет, монтаньяр с огромным пуаньяром, соваж, спустившийся с гор. Мартынов, не зная как от этого кошмара избавиться, написал свой экспромт:

Тайный смысл этого экспромта знали только Лермонтов, Мартынов и Эмилия. Современная исследовательница Е. Л. Соснина считает, что за этими строчками скрыта любовь между поэтом и французской путешественницей Адель Омер де Гелль, тоже поэтессой, вспыхнувшая в 1840 году. Долгое время сама вероятность этого романа считалась невозможной из-за устроенной Вяземским мистификации: он опубликовал дневник этой дамы, рассказывающий о страстной любви к ней Лермонтова, но дело в том, что дневник сочинил сам князь. Однако дама с таким именем существовала, в 1840 году находилась на Кавказе и в Крыму, путешествовала вместе с мужем, Ксавье Омер де Геллем, и теоретически могла быть знакома с Лермонтовым, который тогда ухаживал на водах за дочкой доктора Реброва. Имелся даже один свидетель, барон Майдель, тоже выпускник школы подпрапорщиков и юнкеров, которому Лермонтов признавался, что проскакал прошлым летом две тысячи верст в коляске, чтобы побыть в Ялте наедине с нею.

Соснина говорит также, что незадолго до дуэли Лермонтов и Мартынов провели ночь в шатре последнего недалеко от Пятигорска, пили вино и разговаривали, и якобы после этого отношения у них стали невыносимыми. Она думает, что причиной было желание Мартынова выдать за Лермонтова свою сестру Наталью Соломоновну, которая была в него влюблена, и отказ Лермонтова на ней жениться. И что этот отказ как-то связан с француженкой, и что намек на его роман можно найти в письме к Софье Карамзиной, где Лермонтов неожиданно посылает ей стихи на французском и делает многозначительные намеки. Соснина видит причину упорного молчания и вранья Глебова и Васильчикова на следствии в том, что в дуэльном деле были замешаны имена сразу нескольких женщин, и что правда не должна была выйти наружу.

Бештау близ Железноводска

М. Ю. Лермонтов (1837)

В таком случае неприглядную роль в этой истории, очевидно, сыграла и «фурия» – Эмилия Клингенберг, знавшая пикантные подробности прошлогоднего волокитства Лермонтова за Ребровой и его романа с француженкой. Вот вам и «был представлен нам» в 1841 году! Каким-то образом Мартынов был посвящен в тайну любовного многоугольника! Неизвестно, когда написана эпиграмма Мартынова, но он в ярости выболтал в ней все секреты. Постарался кольнуть побольнее. Да еще передал привет от составительницы рецепта – «розы», которая «фурия»… Именно после этой эпиграммы Лермонтов стал изводить его уже с сознательной жестокостью, прилюдно травить. Так что друзьям пришлось их буквально развести, изолировать друг от друга: Мартынов остался в Пятигорске, Лермонтов уехал в Железноводск.

Версий и предположений, почему вроде бы давно знавшие друг друга Мартынов и Лермонтов вдруг поссорились так, что пришлось стреляться, существует множество. По одной из них, Мартынов не выдержал издевательств и решил поставить обидчика на место. По другой – Мартынов обвинял Лермонтова в краже писем и дневников сестер, а в его объяснение, что весь багаж был потерян, не верил. По третьей – Лермонтову была известна подоплека недавней отставки майора: якобы он был изгнан из армии судом чести. По четвертой – Мартынова наняло для расправы над поэтом Третье отделение. По пятой – ярость Мартынова умело подогрело светское общество, собиравшееся в доме генеральши Мерлини. По шестой – это сделал князь Васильчиков, который не хотел убивать насмешника собственными руками и тоже был чуть не агентом Третьего отделения и госпожи Мерлини в одном лице. Седьмая приведена абзацем выше. Ну и так далее…

Версии с Третьим отделением и даже прямым приказом императора убить Лермонтова – глупость, поскольку для того, чтобы убить Лермонтова, дуэль была не нужна. В любом бою он мог погибнуть и сам. И в любом бою можно было найти агента, который бы устроил несчастный случай. Без огласки. Светское общество, конечно, поэта не любило и пробовало спровоцировать дуэльную разборку – но желающих стреляться с ним не находилось. Да, отвешивает ядовитые замечания, дерзко шутит, экспромт по поводу Мерлини знает весь Пятигорск:

Неприятно. Но лечится это слухами, намеками, оговором, а не пулей в грудь. Так что сторонней причины, не связанной с Мартыновым, не было и быть не могло. Если Лермонтов подставлял себя под пулю, так ведь и Мартынов делал то же самое. А Мартынов просто так под пулю бы не полез. Он не был трусом, но он был осторожным человеком, и для того, чтобы стреляться, Мартынов должен был впасть в ярость. Пропавшие письма тоже не могли стать причиной дуэли: мало того что прошло четыре года, так и после этого случая Лермонтов бывал в доме Мартыновых, и никакие письма в вину ему не ставились. Ярость «четырехлетней выдержки», тщательно скрываемая за дружескими объятиями? Бред! Когда Лермонтов приехал в Пятигорск, они встретились как друзья и встрече обрадовались. То, что сделало Мартынова смертельным врагом Лермонтова, должно было случиться совсем не 13 июля, как рассказывает Эмилия Клингенберг, ставшая спустя десять лет Эмилией Шан-Гирей, а 8, или даже до 8 июля, потому что в тот день Лермонтов и Столыпин перебрались из Пятигорска в Железноводск. А если верить сыну Мартынова, то памятная ссора, о которой все вспоминают, но относят к 13 июля, на самом деле произошла 29 июня и – боюсь – совсем не так, как нарисовали нам участники этой пьесы. Как – мы не узнаем никогда. Как никогда не узнаем настоящей причины этой ссоры.