– И наемникам заказали нас двоих, – тихо сообщила я о подслушанном в яме.

Под укоризненно-заинтересованными взглядами собеседников мне пришлось рассказывать и о том, что прошло мимо дознавательских протоколов.

После моего пересказа Хантер продолжил:

– …А во-вторых, смена исполнителей говорит еще и о том, что наших злоумышленников поджимает время, но не средства.

– Любую революцию всегда кто-то да финансирует: деньгами, отчаянием, надеждой, – веско обронил кронпринц. – Те, кому всего хватает: денег, счастья, – не полезут на баррикады.

– А вот чего недоставало нашим революционерам? – задал риторический вопрос сиятельный.

– Может быть, свободы? – Я машинально потерла шею, на которой столько лет болталось оседлое ярмо.

– Тэсс, открою тебе великую тайну. Свобода, как крылья, не всем нужна. Для рожденных под землей гораздо важнее широкие лапы, чтобы прорыть ход и побольше загрести. Один из тысячи задумывается об этой самой свободе. Вот скажи, сколько человек из твоей дыры мечтали сбросить оседлую метку?

Вопрос Хантера вызвал во мне сначала волну негодования, а потом заставил задуматься. А ведь и правда, не каждый в нашей Столице грезил о том, как бы сорвать ярмо. А тем, кто этого так уж сильно хотел, – это удавалось. Те же кочевники и бандиты не носили ошейников. И если на первых ярмо просто-напросто не смогли надеть (сели на своих ящеров и умчали в пески – только их клеймщики и видели), то вторые умудрялись избавиться от меток (и это стало одной из причин того, почему этих опасных типов объявили вне закона, ну, это не считая грабежей и разбоя, которые значились в анамнезе у многих из них).

Пока же я размышляла, сиятельный, передохнув, продолжил:

– Мне интересно другое: зачем изначально было разделять тело и душу кронпринца? Не убить его, а именно разделить?

– Ну, если бы меня сразу убили, как ты говоришь, то вероятность удержать дух на земле стала бы ничтожно мала, даже с учетом применения кучи артефактов… – начал рассуждать Микаэль.

– Именно! – прищелкнул пальцами супружник. – Им нужен только дух. И не абы кого, а того, кто относится к королевскому роду.

Я не понимала, к чему клонит Хантер. Сиятельный же, указав широким жестом на стопки бумаг, заговорил:

– И потому я попросил сегодня своего помощника принести мне все приграничные сводки за последние три месяца. Главная особенность правящей ветви – способность поддерживать плетение великой стены, что препятствует проникновению в империю тварей огненной бездны. И, как следует из отчетов, в последний месяц участились случаи поимки на границе подозрительных лиц. Не лазутчиков и не контрабандистов. Эти ребята умирали в камере под утро с багровой пеной на губах.

– Ты хочешь сказать, что я был нужен революционерам для прорыва стены? – ужаснулся Микаэль.

– Полагаю, что да. Для чего другого сгодился бы любой сиятельный с внушительным магическим даром? До императора добраться гораздо сложнее, так что… – он не стал договаривать очевидное.

Я же все никак не могла понять, зачем вообще устраивать прорыв, воровать душу кронпринца. Убили бы императора по-тихому, и все… Свои крамольные мысли я нечаянно произнесла вслух.

– За такие речи и казнить могут, – невинно прокомментировал Хантер, усмехаясь. – Но чтобы ты поняла, поясню: в империи гражданам живется не так уж и плохо. Умер император. Так у него наследник есть. И Микаэль после положенного траура сядет на трон. Народ возражать не будет. Оттого сначала надо опорочить власть в глазах простых обывателей, показать ее несостоятельность. Например, создать тот же прорыв. Пока император его затянет, бросив на это все свои силы, заговорщики организуют новый. А твари из бездны медлить тоже не станут и сожрут все приграничное население на корню. Итого мы имеем возмущение, которое при умелом подогреве выльется в переворот.

Хантер после столь длинной речи откинулся на подушки. А вот кронпринц, напоминавший сейчас ящера, которому скипидару под хвост плеснули, заметался по комнате.

– Но надо же что-то делать. Действовать! Спасать!

– Прежде чем спасать, нужно отделить друзей от врагов, – устало отозвался сиятельный.

– И много их на примете? Этих врагов? – Устав стоять, я плюнула на все и опустилась на край кровати.

Пружины обиженно скрипнули и прогнулись, отчего я съехала ближе к центру и оказалась прижата к бедру Хантера. Сиятельный, у которого в этот момент напрочь атрофировался такт, и не подумал отодвинуться, а лишь ухмыльнулся. Я решила, что вставать – идея еще более глупая, чем садиться, а потому сделала вид, что так и надо.

– Слишком. Начиная от трех дюжин министров и княжеских родов и заканчивая неугомонными соседями, которые могли сделать ставку на любого бедного сиятельного, в чьих жилах течет хоть капля крови правящего рода. Завтра на приеме ты большинство из них увидишь.

Я напрягла память. Кажется, вчера утром муженек что-то говорил об этом самом приеме. Что-де он представит меня императору и двору.

– А может, их всех допросить? – внесла я кардинальное предложение, ежась от одного слова «прием» – представляя этакое сборище высокородных снобов. По сравнению с ними леди Ева выглядела сущим воплощением кротости и смирения.

– Если бы это были простые люди – несомненно, – язвительно усмехнулся кронпринц. – Но загвоздка в том, что подозреваемые – первые лица империи. Оплот стабильности и правопорядка. Те, на кого должен опираться император. Вызов одного герцога Молотро на допрос – это все равно что плевок на всю аристократию в целом. Как же, вседержавец – и не доверяет своим соратникам…

Судя по тону Микаэля, он не впервые столкнулся с подобным. Ну да ему виднее.

В этот момент в дверь деликатно постучали. Маменька напомнила о себе.

– Да-да, – отозвался Хантер, накрываясь одеялом.

Кронпринц же поспешил улизнуть.

Родительница вплыла, сияя не хуже новенькой медьки.

– Ну что? – первым делом уточнила она.

– Мы помирились, – не дав вставить мне ни слова, заявил Хантер, – и моя дорогая жена милостиво согласилась составить мне компанию на приеме у императора.

И приобнял меня так, что мне осталось лишь сдавленно пискнуть: все сказанное – истинная правда.

Про себя же я повторяла, как мантру: «Спокойно. Потом ты все выскажешь этому ушастому засранцу. А пока думай о новой отвертке».

То ли самовнушение помогло, то ли нервы объявили забастовку, но спустя пару минут на меня сошло поистине пустынное спокойствие. Оттого разговоры о предстоящем императорском приеме, которым озадачил сынуля матушку, я воспринимала с изрядной долей безразличия. Вот только настораживало воодушевление, с которым леди Голдери начала допытываться, не нужно ли еще невестке и бальное платье. Хантер, скрипя зубами, ответил категоричным «нет».