Помещение для допросов № 12;

федеральная тюрьма «Джолиет»;

10:04 по центральному поясному времени.

— Ну, доктор Александер, как вам нравится ваш визит в Джолиет? — с улыбкой спросил Каррузерс.

В сопровождении охранника Дэвид шаркающей походкой вошел в скудно обставленную комнату, вся меблировка которой состояла из одного-единственного стола и нескольких стульев. Шлакобетонные стены были выкрашены в казенный зеленый цвет. На Дэвида надели ремень, к которому прикреплялась цепь, опутывавшая руки. Короткая цепь на ногах затрудняла шаги, делая их короткими и неуклюжими. Дэвид был в арестантском костюме из саржи и мягких ботинках.

— Я уже начал здесь осваиваться. И кстати, нужно говорить «Жолиэ», — ответил заключенный, изо всех сил стараясь, чтобы слово «Жолиэ» прозвучало по-французски, более мягко и музыкально, чем «Джолиет», произнесенное Каррузерсом на английский лад.

Вообще-то, Дэвид просто ради шутки произнес название города по-французски. Существовало убеждение, что более ста лет назад вышел закон, запрещавший выговаривать название города на французский лад. Считалось преступлением произносить "ж" вместо «дж», слишком растягивать "э" и забывать о конечном "т". Умышленно назвав город на «преступный» манер, Дэвид поднял крошечный бунт, доставивший ему удовольствие. Сейчас это была единственная доступная ему форма протеста. Ну и конечно, он не собирался выполнять требования этих ублюдков.

— Вас держат здесь уже четыре недели, — напомнил Каррузерс. — Срок ареста можно увеличить, а условия содержания ухудшить.

После этого охраннику было приказано снять цепи с заключенного, так как проблем он не создаст.

Дэвид понимал, что цепи служат как бы реквизитом к спектаклю, средством для запугивания. Именно ради устрашения его засадили в тюрьму, лишая надежды предстать перед судом и добиться справедливости.

Город Джолиет находился в шестидесяти километрах к юго-западу от Чикаго. Раньше в его тюрьме содержались политические заключенные, но в 2010 году правительство выкупило здание и превратило его в федеральную тюрьму. Дэвид соглашался, что здесь очень легко запугать человека, и ему вовсе не хотелось торчать в этой жаркой, шумной, гнусной дыре. Он обязательно вырвется отсюда, вот только пока неизвестно, каким образом.

— Вы, ребята, вовсю нарушаете Конституцию, — заявил Дэвид, пока охранник снимал с него цепи и наручники. — Я вот недавно слышал, что даже шпионы имеют право на безотлагательное судебное разбирательство.

Дэвид уселся напротив Каррузерса, который в тот момент открывал персональное средство доступа, оснащенное широким экраном. Именно такими ПАДами пользовались государственные служащие.

— Мисс Даттон нам об уже этом сказала, — согласился Каррузерс. — В мирное время обычно так и поступают… впрочем, знаете ли, сейчас у судей работы непочатый край. Во время войны даже самая лучшая судебная система может давать сбои из-за канцелярской работы.

Джулия Даттон была адвокатом Дэвида.

— Если вы собираетесь меня допрашивать, я бы хотел, чтобы при этом присутствовала мисс Даттон. У меня есть на это право, даже в военное время.

— Адвокат для узника? — улыбнулся Каррузерс. — Что ж, мы пригласим сюда мисс Даттон, если вам так хочется. Но я здесь не для того, чтобы обсуждать ваши права. Вообще-то, по правде говоря, мне кажется, у нас есть все доказательства, чтобы держать вас здесь очень и очень долго. Думаю, смертная казнь за шпионаж вам не грозит… хотя нынче ничего нельзя сказать наверняка, с нашими-то присяжными да с народом, которые ненавидят ооновцев и их шпионов.

— В сотый раз вам повторяю, я не шпион!

— Вы отправили факс Франсуа Виллеро в Сорбонну, вы месяцами общались с Жаном-Этьеном Шезо. Вы переслали секретные документы, хранящиеся у вас в компьютере, этому психу, пастору Блейну из Чикаго. По-вашему, это, может быть, и не шпионаж, но вот правительство с вами не согласно.

Дэвид вздохнул. Сколько раз уже говорилось обо всем этом?!

— Да я ведь давно подтвердил, что общался с Шезо, Виллеро и даже некоторыми другими. Но они ученые, они мои друзья. Наши отношения никак не связаны с войной.

— Ваша проблема в том, доктор, что вы не понимаете, кто друг, а кто враг. Эти люди работают на Европейский Союз. Значит, они работают на Организацию Объединенных Наций.

— Возможно. Однако информация, которой мы обменивались, не имеет военной ценности. А что касается передачи документов какой-то там дурацкой церкви, так это сущий бред. Ничего подобного я не делал.

Каррузерс поджал губы:

— Что ж, в этом я вам, пожалуй, верю.

— Что? Верите?

— Мы организовали наблюдение за вашим компьютером, и нам удалось установить, что во время пересылки файлов пастору Блейну вас не было дома.

— Тогда кто же?.. Ах, черт! Лиана!

— Теперь мы могли бы предположить, что файлы переслала ваша жена, действуя по вашему распоряжению. Но ведь данные файлы были защищены паролем, правда же?

— Конечно.

— Конечно… Тем не менее, принимая во внимание крайнюю… м-м… религиозность вашей жены, ее близкое знакомство с пастором Блейном и другими лидерами культа, нам, вероятно, будет трудно доказать в суде вашу причастность к пересылке файлов.

— Очень рад это слышать.

Лиана! Как, черт побери, она смогла добраться до файлов? Ведь ей не хватает мозгов даже тостер как следует запрограммировать! Дэвид никак не думал, что его жена справится с пересылкой файлов. Ведь ей хватало умения пользоваться только развлекательными каналами. Вероятно, он недооценил Лиану. Дэвид испытал странную, противоестественную гордость за жену.

— Но все-таки мы можем обвинить вас в халатном отношении к секретным материалам, хранящимся у вас в компьютере. И уж конечно, три шкуры с вас спустим за передачу секретной информации ооновцам!

— Послушайте, я вам снова четко и ясно повторяю, что не нарушал меры безопасности, беседуя с доктором Шезо и другими. Да, я послал по факсу копию одной из Пикарских находок доктору Виллеро в Сорбонну. Насколько мне известно, ничего секретного в этой находке нет, и информация, содержащаяся в ней, никак не повредит нашей безопасности! Там нет проектов создания супербомбы, нет планов секретных оборонительных сооружений. Ничего, что могло бы нанести ущерб Соединенным Штатам!

— К вашему сведению, все, что экспедиция нашла на Луне, является секретными материалами. И вы знали бы, если бы ознакомились с отчетами о проделанной работе! Вот вы заявляете, что в отправленной по факсу копии находки нет ничего вредоносного, но кто, черт возьми, дал вам право решать, что полезно, а что вредно Соединенным Штатам? Как вы можете с уверенностью сказать, что эта информация не послужит на пользу врагам? Возможно, важным является даже то, что эта находка принадлежит именно нам! Как вы об этом-то не подумали? Все вы, ученые, одинаковы, черт бы вас побрал! Вечно толкуете о всемирном содружестве людей науки, а каждую субсидию клянчите у собственного правительства! Так вот, Александер, у меня для вас новость: вы серьезно нарушили важные предписания, и, если не захотите сотрудничать с нами, вас ждут огромные неприятности.