Вместе с несколькими другими выставленными экспонатами он был конфискован прямо накануне открытия выставки, когда чиновники из комитета культуры московского правительства пришли осматривать выставку. Оскар Рабин вспоминал, как разгорелся скандал: «Заместитель министра по культуре с характерной фамилией — черт шельму метит! — Шкодин, курировавший нашу выставку, кричал: „Это антисоветчина, не может мир быть без границ!“ Мы возражали: „Как же так, это вы коммунист, какие же могут быть границы, когда коммунисты захватят весь мир?“ (Как они всегда заявляли.) Шкодин ответил: „Нет, и при коммунизме будут границы“»[378].

Участник группы «Волосы» Константин Оськин по прозвищу Манго вспоминал, как он и его друзья оказались в центре разворачивавшейся драмы:

Мы идем в оргкомитет, там все художники собрались. И представители властей — они назывались комитет культуры Мосгорисполкома, какое-то такое название. И там, естественно, были люди из Комитета госбезопасности. Они пришли ночью и поснимали большую часть работ. Ну и, естественно, художники сказали: «Мы не согласны с открытием выставки, пока власти не вернут наши работы». И все пошло по «голосам», началась жуткая антисоветская истерия[379].

Игорь Пальмин рассказывал, как Оскар Рабин взобрался на мусорный бак и призвал собравшихся художников к коллективному сопротивлению. Фотографии, сделанные Пальминым на месте событий, были уничтожены офицером КГБ, который потребовал отдать ему фотоаппарат, открыл его и засветил пленку[380]. Художники знали, однако, что на власти оказывается давление со стороны западной прессы и что собравшаяся публика, нетерпеливо ожидающая открытия выставки, на их стороне:

И вот власти сказали, что какие-то работы они наотрез отказываются выставлять. Самые антисоветские — работы Рабина, Киблицкого. В число самых нежелательных работ попал и наш флаг. Они сказали: «Ладно, часть работ мы вернем, а вот эти — нет». И наш флаг попал в число самых запретных. И тогда часть художников сказали: «Нет, пока все работы не вернут, мы отказываемся открывать эту выставку». А какие-то художники сказали: «Да ладно, чего вы упираетесь, тут какие-то хиппи…». <…> И затягивалось время… К нам тогда приходят и говорят: «Давайте, ребята, завтра выставку откроем, а вы постарайтесь сделать этот флаг, мы вам дадим денег». И нам эти художники-авангардисты дали немереную по тем временам сумму, это очень большие деньги были, не помню, тысяча рублей, что ли. Скинулись все. Для нас это была фантастическая сумма, потому что никто из нас не работал. Нам сказали: «Вы должны все купить и быстро все сделать, в течение 2–3 дней». <…> И второй флаг мы делали в неимоверном каком-то [темпе]… Все собрались на флэт Дегтярюка, если я не ошибаюсь. Принесли кучу наркоты. Травы, чего-то еще. Все зарядились на работу. И мы сделали этот флаг. А я в то время еще не был волосатым. И мы решили, что я поеду с флэта Дегтярюка, меня обмотают этим флагом[381].

Ил. 20. Первая версия флага, размещенного Офелией и Игорем Дегтярюком на выставке на ВДНХ. Фото И. Пальмина

Хиппи научились у художников, диссидентов и отказников тому, как использовать себе на пользу общественное мнение — особенно западное. Выставка 1975 года была моментом, когда они находились в разгаре игры. Они играли с КГБ, как это показывают в шпионских триллерах, зная, что, когда кино закончится, прежние отношения восстановятся. Алексей Фрумкин сопровождал Манго, который, уходя от преследования, доставлял хипповский экспонат на выставку:

В общем, мы обмотали флаг вокруг Кости, замаскировали его под пенсионера, он небольшого роста был, надели на него кепку, дали сумочку с пустыми бутылками кефира, будто он идет в магазин за продуктами. Он вышел из подъезда дома, следом я вышел, потом Офелия с другими — мы все вышли и пошли в разные стороны, чтобы если за нами следили, то пошли за всеми нами. Я сел в автобус, а Костя сел в такси, потом я вышел из автобуса, Костя остановил такси, я сел к нему в такси, и мы уже поехали ко всем вместе на ВДНХ. Я помню, мы подъезжали к Лубянке, таксист притормозил — и мы решили: ну все. А там просто памятник Дзержинскому надо было обогнуть. Потом мы поехали на ВДНХ, вышли, там уже нас ждали репортеры, уже все знали, так что мы на глазах у них, под камерами западногерманского телевидения, мы повесили этот флаг[382].

Через пятнадцать минут выставка целиком была закрыта: якобы в помещении прорвало трубы. Полковник КГБ по фамилии Поскудин заявил хиппи, что «он им этого не простит»[383]. Чувствуя за собой поддержку западных репортеров, хиппи вели себя довольно вызывающе по отношению к нему и другим официальным лицам. На то место, откуда сняли флаг, они повесили листок бумаги с надписью «Наша работа была конфискована властями». «И все сидели в разноцветных хипповых одеждах вот так, внизу, как показная выставка, все надели фенечки, все были в своих расшитых, прикольных одеждах»[384]. Как писал Леонид Талочкин, после этого та часть выставки, где находилась коллективная экспозиция арт-группы «Волосы», была закрыта для посетителей. Второй флаг был также конфискован. Чикаго был арестован, но быстро отпущен по требованию художников[385].

За всей этой суматохой вокруг флага часто упускается из виду, что у конфискации была своя система. Еще одной скандальной работой, представленной на выставке, было человеческое гнездо художников Донского объединения. Они тоже представили отчасти инсталляцию, отчасти перформанс: несколько человек, сидящих в огромном птичьем гнезде. Это символизировало уход общества к домашнему, частному. Обе эти работы прославляли новую общность, стоявшую превыше коммунистического государства, и напрямую бросали вызов положению о том, что советские граждане были в первую очередь советскими, а все остальные идентичности были вторичными[386]. И еще об одной конфискованной работе, похоже, все забыли, хотя она наиболее ярко представляла противостояние хиппи и государства. Игорь Каменев, который позже стал успешным московским художником-иконописцем, представил на выставке автопортрет, на котором он изобразил себя подвергающимся различным экзекуциям со стороны представителей советского строя.

Мой автопортрет с закрученным гайками ртом, где у людей пронумерованные бильярдные шары вместо голов, и один из них сверлит мне щеку отбойным молотком, другой секатором для рубки сучьев стрижет мне волосы, в общем, они облепили меня… и губы закручивает болтами, а глаза закрашивает красной краской рабочий в люльке[387].

На страницах журнала Newsweek оказался куда более привлекательный портрет юного