Свитер в пакете был три дня назад приготовлен длятранспортировки в химчистку и действительно лежал в прихожей. Вероятно, Аленаполагает, что от пребывания в пакете именно в этом месте он сам собой долженстать белым и чистым, и именно в этом месте она его и заберет, когдапонадобится. Нет, непроходимой дурой наша Алена никогда не была. Значит, ищетповод пнуть меня в очередной раз.

Меня подмывало, не говоря ни слова, пройти к ней в комнату,открыть шкаф, вынуть свитер и швырнуть в нее.

Но нельзя. Нельзя входить в комнату Алены без ее разрешенияи тем более нельзя открывать ее шкаф. Так же, как нельзя включать ее компьютери перекладывать книги и вещи на столе. И вообще, без ее разрешения в ее комнатенельзя ничего, в том числе и делать уборку. Из-за этого у меня с уборкойпостоянная головная боль. Убираться можно, только когда Алена дома, при этомона стоит у меня над душой и внимательно следит за тем, чтобы я, не дай бог, несунула свой нос куда не надо, имеется в виду - в ее секреты. Чтобы не открывалакниги и не смотрела, на каких страницах лежат закладки. Чтобы даже не смелаинтересоваться, какие книги читает Алена, из этого она тоже делала секрет,вкладывая их в специальные обложки из клеенки или кожзаменителя. Чтобы неоткрыла ненароком ее ежедневник и чего-нибудь там не подсмотрела. И ведь ябольше чем уверена, что не было у Алены Сальниковой никакой тайной жизни, вкоторую нельзя посвящать посторонних, никаких там страшных секретов, участия вкриминале или пристрастия к порокам Вся эта таинственность - не более чемреакция на Адочкино давление, на ее требования полной открытости и стремлениесделать все свое семейство подконтрольным и подотчетным ей самой. Ну и жаждавзрослости, конечно, не без этого.

Сегодня я осмелилась зайти к ней в комнату, когда она была вшколе, и положить свитер в шкаф. Во-первых, мне нужно было уходить, и нехотелось оставлять в прихожей сумку с вещами, чтобы это не выглядело так, будтоя сорвалась с работы, оставив квартиру в беспорядке. И во-вторых, я, конечно,отлично понимала, что могу нарваться, но в тот момент мне было на этонаплевать, меня куда больше беспокоили шантажист, мое прошлое, мое будущее имои деньги. Ну вот и нарвалась. Вернее, сейчас нарвусь.

- Ты все-таки посмотри в шкафу, - устало посоветовалая, переобуваясь в домашние тапочки. - Я его туда сегодня положила.

Алена умчалась к себе, и через пару секунд ее возмущенныйголосок зазвенел с новой силой:

- Зачем вы лазили в мой шкаф? Кто вам позволил?

- Извини. Мне нужно было убрать свитер, чистые белыевещи не должны валяться в прихожей, особенно когда в доме собака.

- Вы сами должны следить, чтобы животные не пакостили,вам за это деньги платят!

Может, я и не гигант мысли, но по терпению - точно чемпион.Врезать бы этой дуре так, чтобы надолго запомнила, но нельзя. Маленьким язычкомя, разумеется, высказалась, не стесняясь в выражениях, но большим ответилавполне мирно:

- Мне нужно было уходить надолго, я знала, что не смогупроконтролировать животных. Переложить эту обязанность на твою маму я тоже немогла, ведь это моя обязанность, - я подчеркнула слово "моя", - и мнеза нее деньги платят.

- Вам деньги платят за то, чтобы вы сидели дома целыйдень, а не гуляли неизвестно где.

Спасибо, что всего лишь "гуляла", а не"шлялась".

- Алена, - донесся из гостиной томный голос Мадам, -Ника не гуляла, она ездила к врачу. Я ее отпустила.

И перестань, пожалуйста, кричать. От твоего визга в вискахстучит.

Вот вам мама и дочка во всей красе. Перестань кричать. Нехамить, не разговаривать неподобающим образом со взрослой женщиной, которая повозрасту Алене в матери годится. Всего-навсего кричать. И то не потому, чтокричать на взрослую женщину неприлично, а потому, что у Мадам в ушах звенит и ввисках стучит. И уж поскольку смертельно больная домработница приехала отврача, то, может быть, все-таки поинтересоваться ее самочувствием? Да куда там!Приехала же, не подохла по дороге, на своих двоих явилась - значит, будет идальше работать. Нет, что ни говори, а я была права, когда объясняла Никотину,почему не хочу, чтобы Наталья была мне благодарна. Не вынесет ее хлипкаядушонка такого груза, не справится с ним. И при первой же возможности меняотсюда выкинут. А куда мне идти?

- Ника, зайдите к Николаю Григорьевичу, он что-тоневажно себя чувствует, - промурлыкала Наталья, перелистывая толстыйиллюстрированный журнал по архитектуре и дизайну.

- Мама, вот зачем ты отпустила Нику, когда дедушке такплохо? Мы ее для чего нанимали? Чтобы она дедушкиным здоровьем занималась.Дедушкиным, а не своим. - Алена, естественно, и тут не смогла промолчать.

Господи, неужели ему действительно "так" плохо?

Я рванула по длинному коридору к его комнате. Главный Объектсидел в кресле, читал книгу и потирал рукой ту часть туловища, где расположенжелудок. Лицо немного бледное, но дыхание хорошее, не поверхностное. Патрик,натурально, сладостно дрых на коленках любименького дедули, привалившисьпушистым бело-серым бочком к области желудочно-кишечного тракта. Рука СтарогоХозяина совершала движения в аккурат над спинкой котика, то и дело задеваяшерстку, но Патрика это не нервировало, он даже ушами не шевелил.

- Добрый вечер, - я была сама лучезарность, - что у насслучилось, Николай Григорьевич? Почему за живот держимся?

- Что-то стал желудок болеть, - пожаловался он.

- Давно?

- Да вот как покушал в семь часов, так через полчасикагде-то и заболел.

- Что вы кушали?

- Котлеты с тушеной капустой.

- Вас кто кормил? Наталья Сергеевна?

- Нет, Аленушка. Наташенька в это время по телефонуразговаривала, у нее был какой-то важный и очень долгий разговор.

- Покажите мне точно, где болит.

Он показал.

- В плечо отдает?

- Кажется, нет.

- А в шею?

- Нет.

Так, френикус-симптом отсутствует, это обнадеживает. Я взялаего за руку, посчитала пульс, потом велела поднять джемпер (Патрик при этом ине подумал оставить завоеванные позиции, недовольно муркнул, сместился вдольколеней Николая Григорьевича ровно на три сантиметра и снова заснул) ипосмотрела, как ведет себя живот при дыхании. Мне не очень понравилось, но всеостальное было вполне приличным. Так что до катастрофы дело, пожалуй, не дошло.Обострение, конечно, есть, и к гадалке не ходи, но прободения нет.

Не вдаваясь в объяснения, я достала лекарства и заставилаСтарого Хозяина их выпить. Обволакивающее - чтобы снять раздражение слизистой,омез - чтобы утихомирить боль. А в том, что боль была сильной, я несомневалась, просто Главный Объект умеет терпеть и не ныть. Это же надо приего-то язве накормить старика жирными бараньими котлетами, щедро сдобреннымиперцем, как любит Гомер, и не менее острой тушеной кислой капустой. Это былаеда, предназначенная для Великого Слепца, он у нас любит остренькое ижирненькое.