И я понимаю, какого дурака сваляла: расследование ФСБ может длиться вечно. Не факт, что когда-либо они смогут задержать всех преступников.

И если так, то…

— Наталья Ивановна, что если они никогда не задержат этих высокопоставленных преступников? — Спрашиваю я у психолога в очередную встречу. — Я никогда не смогу больше вернуться к мужу? Или… Меня убьют?

— Тьфу на тебя, Лукерья! Вот это фантазия! — Смеётся в ответ женщина. — Всё будет хорошо. Ты должна в это верить.

— Да чего же хорошего? — Жалобно пищу в ответ. — Я по мужу соскучилась! Страшно представить, как он справляется с… таким потрясением. Если бы мне пришлось пройти через подобное, я бы не выдержала…

Я срываюсь на шёпот, а потом — на слёзы. Я вообще здесь очень часто плачу. Потому что дни тянутся и тянутся, а ночи наполнены тоской и одиночеством. И этому нет конца и края.

Я заточена в палате. У дверей — охрана. И мне никуда не положено выходить. И я плачу. Смотрю в окно, ем, читаю, лежу, бесцельно глядя в потолок и плачу. Потому что мне кажется, что я никогда не покину этой палаты.

Постепенно я расслабляюсь. Не потому, что привыкаю. А потому, что персонал меняет отношение ко мне. Думаю, это от того, что всё — что бы это ни было — подходит к своему логическому завершению.

Я часто жалуюсь на головные боли, головокружение и тошноту. Врач считает, что это последствия отравления продуктами горения, а так же отсутствием прогулок на свежем воздухе. Но всё равно назначает мне полное обследование. И я рада нечастым прогулкам до кабинетов врачей.

Обследование служит поводом для нового вороха мыслей, всеобъемлющего и поражающего. Я разбита. Но я больше не думаю, что меня прикончат где-то в этой же больнице. Зачем бы им тогда так досконально заботиться о моём здоровье? Уж не пустят же они меня на органы только потому, что весь мир и так считает меня погибшей?

Мои нервы истощены, и меня беспокоит одно огромное «но»: то, что мне сказал при осмотре гинеколог. Теперь у меня есть некоторые проблемы, которые занимают меня куда больше пребывания здесь.

По крайней мере, от лечения, направленного на восстановление моего гормонального фона, есть пара весомых плюсов: головные боли практически не мучают меня и я много сплю. Буквально целыми днями. И в моих снах ко мне приходит Денис.

Приходит, чтобы показать, как сильно он соскучился по мне.

Я просыпаюсь неудовлетворённой, плаксивой и нервной.

И всё начинается сначала.

День за днём.

Целых бесконечных сорок дней со дня моей фейковой смерти.

А на сорок первый… Мой сон восхитителен и так реален! И я думаю, что, если я сошла с ума?

— Луковка, — слышу приглушённый голос мужа. — Просыпайся, маленькая.

— Денис, — я не хочу просыпаться, ведь он снова уйдёт!

Но моё тело горит от горячих объятий. На самом деле. И я застываю, боясь поверить в реальность.

Если Денис здесь, значит… Всё закончилось!

Разворачиваюсь в хватке его рук. Смотрю прямо в его глаза и вижу в них облегчение, радость, счастье. Должно быть, те же чувства, что испытываю я сама.

И делаю то, о чём мечтала каждый день своего заточения: целую его.

Сердце с глухим стуком качает густую кровь. У меня сейчас пар из ушей повалит, и это вовсе не словесный оборот. Лукерья распаляет меня. Вызывает навязчивые желания.

Но не могу же я на самом деле разложить её на больничной койке!

Хотя и не сопротивляюсь, когда она неожиданно оказывается передо мной топлес.

Напротив, с вожделением торопливо уделяю время её груди. Смакую розовые тугие ягоды, наслаждаясь их вкусом и её стонами.

Луковка кусает свои губы, чтобы не быть громкой, но терпит поражение. Хрипит что-то. Я не разбираю рваного шелеста слов. Я взведён до предела. Сдержаться почти невозможно. Но я проявляю чудеса стойкости.

Не то место. Не то время. Не та реальность.

— Луковка, мы должны остановиться. — Почти умоляю её. — Пожалуйста.

Она упрямо качает головой.

— Мне было так страшно, Денис! — Шепчет жена. — Я думала, что умерла!

Твою мать! А уж как я думал! О чём я думал! И что я пережил!

Она решительно обнажается до конца.

— Я не могу остановиться, Денис, — разочарованно говорит мне. — Больше никогда, слышишь? Я больше никогда не хочу расставаться с тобой! Обещай мне, Денис.

Аромат её тела пьянит и дурманит. Что она хочет услышать? Я готов дать любые обещания, лишь бы она всегда была рядом.

— Я обещаю тебе, маленькая. Обещаю.

— Хорошо, — выдыхает она.

— Хорошо, — киваю ей.

Мозг не функционирует. На задворках сознания ещё теплится мысль, что я буду благоразумным, но я чувствую, что самым позорным образом — это последнее, чего я хочу.

— Я так скучала, Денис! Очень!

— Ты не представляешь, как скучал я! — Не лукавлю ни на одно мгновение.

Скольжу руками по её телу. Повторяю поцелуями каждое прикосновение. Пока не располагаюсь меж гостеприимно расставленных коленей.

Лукерья, затаив дыхание, смотрит на меня из-под опущенных ресниц. Смущённая. Прекрасная.

— Я люблю тебя, Луковка, — говорю ей с умиротворённой улыбкой. — Что бы ни случилось. Люблю.

А потом я показываю ей всю степень своего обожания. Раз за разом. Распаляя и боготворя.

Сейчас, когда её сердце заходится в безумном ритме страсти под моей ладонью, когда пронзительные стоны ласкают мой слух, меня пугает мысль, что я точно знаю, каково это — потерять её.

Устраиваюсь рядом, прижимая её к себе, и Лукерья недовольно сопит, но ничего не говорит. Я накрываю её одеялом, но она поднимается, утягивая меня за собой. Снова целует. Жадно. Сладко. Не смущаясь вкуса своего возбуждения на моих губах.

Маленькие пальчики проворно справляются с ремнём, расстёгивают брюки, скидывают рубашку, ныряют за резинку трусов и обхватывают напряжённую до боли плоть.

Она ласкает меня, внимательно вглядываясь в мои глаза. Знаю, чего хочет. Но не могу дать ей это. Просто не имею права.

Жена разочарованно прикусывает губу и опускается к моим ногам, обнажая горящий член.

Несколько знакомых прикосновений влажного рта отправляют меня в счастливое забытие, и я опустошаюсь, орошая вязким семенем её грудь.

Мы долго целуемся под струями душа. Я не могу оторваться от девушки, не хочу уходить и абсолютно не хочу говорить. Хочу насладиться этим моментом воссоединения, прежде чем всё снова развалится.

— Денис, когда я могу вернуться домой? Они тебе сказали? — Врывается она в мои мысли.