— А тот связался с Олегом Шуваловым и посулил хороший процент, если он соблазнит и женится на Лукерье, — я постукиваю костяшками пальцев по столу. — И он познакомился с моей женой, подкараулив её возле института.

— Всё шло как по маслу! Олег играл роль влюблённого, Лукерья отвечала ему взаимностью. — Подтверждает мои слова кивком адвокат. — Шувалов сделал ей предложение, она согласилась. Казалось бы, дело в шляпе, но тут оказывается, что Лукерья уже замужем! Такого поворота не ожидал никто!

Я лишь горько усмехаюсь.

— Лукьян Родионович не упоминал о том, что Лукерья вышла замуж. Только оставил особые распоряжения: «По достижении 21 года или после замужества, в зависимости, что произойдёт раньше». Никто и предположить не мог, что на момент написания завещания, она уже была женой!

Два года назад.

В ходе подготовки к навязанному мне делу я всё больше погрязал в документах Цемского и всё меньше старался думать о другой стороне.

О той, где Лукерья Голавлёва в скором времени разделит со мной мою фамилию.

И пока работа по сбору информации о девушке кипела, я проводил много времени в компании капитана Гординой.

Психолог Катя консультировала меня по вопросам поведения объекта, отвечала на мои многочисленные вопросы, связанные с тонкостями отношений между мужчиной и женщиной, поделилась популярными методиками налаживания отношений в браке, и как-то незаметно мы стали коротать вечера вдвоём.

О деле Цемского пока не знал никто. Возможно, это была моя главная ошибка — ведь Катя приняла мой интерес на свой счёт.

Несколько недель необременительных отношений за общим делом я иначе и не воспринимал. А вот Катя, напротив.

Когда информации по Голавлёвой было достаточно, я приступил к изучению объекта.

Луковка-Лукерья жила до того скучной и неинтересной жизнью, что мне порой хотелось плакать. Как говорится, обнять и плакать!

Институт. Редкие встречи с единственной близкой подругой — вот уж кто брал от жизни всё! Волонтёрская деятельность. Дом, библиотека, редкие прогулки до парка, походы за продуктами.

Словно после смерти матери она тонула в жалости к себе!

Но это невероятно было на руку для нашего дела. Тем проще будет в случае необходимости направить её жизнь в нужное русло, подчинить существование гражданки Голавлёвой порядку моего собственного существования. На то мучительно необходимое время, вероятность которого я не стремился исключать, но делал всё, от меня зависящее, чтобы мне никогда не пришлось реализовывать эту часть плана.

Но если подготовка именно к этой части плана и меня как мужа для объекта проходила с блеском, то в своём расследовании я был слепым котёнком. Слишком мало информации. Слишком много белых пятен.

Каждый член нашей небольшой команды, подключённой негласно к этому делу, выполнял чётко обозначенную Мироновым роль. И лишь я знал, зачем проводится та или иная работа.

— Существует такая точка зрения, — поделилась со мной Гордина, — что на задворках памяти мы храним воспоминания о каждом встреченном случайно человеке. И, если на наших постоянных маршрутах нам часто встречается один и тот же человек, то мозг начинает посылать импульс: рядом с ним безопасно. Понимаешь, даже точно зная, что вы не знакомы, ты подсознательно будешь доверять этому человеку.

Сама того не ведая, Катя подкинула мне ещё один элемент давления: если придёт время, гражданка Голавлёва интуитивно доверится мне, потому что моё лицо уже примелькается ей.

Так рождались наши «совместные» воспоминания и общие фотографии: наше знакомство под дождём, что вышло абсолютно случайно, наша вторая встреча у института, наши свидания в её любимых кафе, наша прогулка в парке Горького, когда, якобы, произошёл наш первый поцелуй.

Я так часто был поблизости, поджидая подходящие моменты, чтобы попасться ей на глаза, но толком не быть замеченным ею, что невольно все мои мысли устремлялись к ней.

Как же она была одинока! Она никого не впускала в свою жизнь. Сторонилась новых знакомств, старательно избегала старых. Странная замкнутая девица, почитывающая книжки.

Очень красивая. Слишком. То, что я воспринимал, как заслуги косметолога, на деле оказалось пугающе естественной красотой. Нереальной. Невозможной.

Меня засасывало. Гражданка Голавлёва поселилась в каждом уголке моего мозга, заполнила собой всю мою жизнь. Даже в постели с Гординой я не мог прекратить думать о том, что скрывается под свободными свитерами Лукерьи.

Она так редко выставляла на показ свою восхитительную фигурку, что я жадно сканировал её взглядом при каждой нашей встрече.

Я стал одержим. Я существовал от одной нашей встречи до другой. Я почти не прятался. Я хотел, чтобы она меня заметила. Но Лукерья лишь изредка мазала по мне взглядом и торопливо прятала глаза.

Иногда происходили какие-то случайные моменты, когда я мог приблизиться к ней: как тогда, под дождём, когда я помог ей собрать содержимое её сумочки. Адреналин зашкаливал от близости к ней. Я торопливо глотал её запах, изучал плавный изгиб пушистых ресниц, восхищался смущённым румянцем.

Я смотрел на её губы и думал: как они будут ощущаться на вкус? Не останется ли раздражения на её нежной коже от моей щетины?

Она сводила меня с ума. Раз за разом, день за днём, я, словно одержимый, провожал её от дома до института, встречал после занятий. Даже отправился на горнолыжный комплекс. И она потеряла свою варежку. И впервые я не окликнул Лукерью и не вернул ей её вещь. Я понял, что в большой беде, именно в этот момент.

Не потому, что неожиданно превратился в больного фетишиста, а потому, что эти дурацкие пушистые варежки мешали ей жить и постоянно раздражали девушку.

Я пытался справиться с внезапно обрушившимися на меня эмоциями. Старался изо всех сил. Я трудился в поте лица над расследованием, старательно выжимал веса и колотил грушу в зале, проводил больше ночей с Гординой. Я делал всё, чтобы изгнать из своих мыслей гражданку Голавлёву. Но у меня ни хрена не получалось.

В день, когда Миронов положил мне на стол свидетельство о заключении брака и все её документы, в которых чёрным по белому говорилось, что она принадлежит мне, я… порвал с Гординой.

Это был полный провал. Вся моя жизнь летела в ад. На огромной скорости. И что делал я?

Расставив руки в стороны, чувствуя потоки воздуха между пальцев, летел, не сопротивляясь, вперёд.

И даже с каким-то мазохистским рвением ждал того момента, когда смогу забрать её домой.

Два года назад.

Конечно, я не мог оставить в неведении мою семью. Во-первых, я торопился построить дом, что уже вызывало нехилые подозрения у моей матери. Во-вторых, когда придёт время, мне может понадобиться их помощь.