Я с сожалением пролистнула залитые кровью страницы и с опаской вгляделась в уцелевший текст:

«– Владислав, пойми! Только это позволит нам быть вместе! Пока мы по разные стороны баррикад – мы разлучены. И это будет длиться до тех пор, пока ты не сделаешь из меня бессмертную!

– Нет! – Я притянул к себе Катарину. Не думая, что причиняю боль, сжал руками ее лицо и, глядя в горящие безумием глаза, заговорил, желая только одного. Боже, дай ей разум, что ты отнял, пока меня не было! – Нет! Нет и нет! Я не хочу, чтобы ты испытала то, что испытываю я вот уже шесть месяцев. Этот вечный голод, эту слабость! Ты не сможешь контролировать себя, как бы ни была в этом уверена! За могущество надо платить, и платить большую цену, чем смерть! В тысячу раз большую!»

Я сосредоточенно помассировала виски. Спать хотелось невероятно, но любопытство лучше любого кофе заставляло держать глаза открытыми. Если в прочитанном мною упоминается Катарина, значит, я читаю события четырехсотлетней давности? Отсюда вывод – Влад снова поменял дневники. Но зачем? И как ему удалось так подлинно воссоздать вид второго дневника?

Я тоскливо пролистнула слипшиеся страницы. Интересно, что за тайну вы скрываете вместе с написавшим вас?

Покосилась на закрытую дверь. Знать бы еще, куда он ушел!

И вновь вернулась к переводу.

«– Мне все равно! – Глаза Катарины горели безумием. Как еще назвать эту неоправданную надежду? – Владислав, это наш шанс! Наш единственный шанс быть вместе – бабушка никогда не благословит наш союз, а я не смогу принадлежать никому, кроме тебя.

– Нам придется вечно скрываться! – Видит бог, я мечтал быть с ней, но позволить ей пройти через то же, что и я… Нет!

– Я согласна на все! Влад! Прошу! Решайся!!! – Ее руки ласкали мое лицо, а пересохшие губы шептали бессвязные уверения: – Мы будем вместе! Вечность! Ты и я! Решайся! Замок осажден сотнями оборотней. Наверняка и бабушка где-то рядом! А значит, и ее колдуны.

– Но мы за стенами и можем продержаться здесь до прибытия армии Барона. – Я усадил ее на разобранную постель. – Слуги графини не смогут причинить нам вред.

– О! Ты не знаешь их мощи, их бешенства, когда загнанная в угол добыча так близка! А колдуны… Они могут подчинить разум смертных обитателей замка, вызвать колебание земли, что разрушит оберегающие вас древние стены, или призвать незатухающий огонь, способный вспыхнуть в самых темных подвалах.

Она была так близка, страстно шепча мне эти угрозы, что я не удержался и впился в ее губы поцелуем.

– Влад, любимый! – Она ответила так страстно, что все померкло перед этим мгновением. – Я хочу быть с тобой! Всегда! Я хочу спасти нас! Позволь стать такой же, как ты!

– Но чем ты спасешь нас, став бессмертной? – Я отстранился, приказывая себе успокоиться. Не время. Да и не место. Не в этой комнате, где прошло мое полное незаслуженных обид и одиночества детство, я бы хотел, чтобы она стала моей. – Ты так же будешь бояться огня и случайного укуса обезумевшей твари, возжелавшей тебя убить. Ты окажешься уязвимой для голода и слабости.

Я поднялся, подошел к окну и остановился, разглядывая раскрашенное уже порозовевшими облаками белесое рассветное небо. Из-за стены вверх потянулись дымные столбы от костров, указывая на то, что время зверей прошло, теперь замок окружают люди, и они решили взять нас измором. Интересно, отчего они не идут на переговоры с требованием отдать Катарину? Чего они ждут?

– Пусть так. Но… ко всему можно привыкнуть при условии, что ты жив. Что ты рядом! Сейчас вопрос в том, как пережить этот день.

– Но если я позволю тебе стать бессмертной, графиня Мареш объявит охоту и на тебя!

– Нет. Бабушка не убьет меня, даже если я стану бессмертной. Она отзовет своих слуг, как только поймет, что я больше не человек. Как только смирится с мыслью, что я не стану одной из Детей леса. Или ты хочешь меня потерять? – Послышались легкие шаги, и теплые пальчики Катарины коснулись моих плеч.

Я обернулся.

– Не хочу. Но ритуал обращения меня пугает! Я ведь должен буду… – не в силах выговорить ни слова, я решительно покачал головой. – Нет, Катарина! Я не смогу!

– Почему? – Она подошла так близко, что меня опалило тепло ее тела. – Почему?!

И я решился.

– Потому что стать бессмертным можно, только если отдать дань смерти! Понимаешь? Я должен буду тебя убить, чтобы ты воскресла уже бессмертной! Понимаешь ли ты это?! А я даже мысленно не могу представить твою смерть. За полгода я так до конца и не смирился с тем, что тебя нет! Просто не поверил, а тут… – понимая, что уже кричу, я замолчал. Тяжело дыша, подхватил ее на руки и, опустив на постель, склонился над ней. Глядя в ее полные бесконечной мольбы глаза, едва слышно выдохнул: – Я не смогу.

Она отчего-то не стала убеждать и настаивать, просто обвила меня за шею руками. Ее губы нашли мои, и я понял: ничто в этом мире не сможет спасти меня от священного огня, что сейчас жег мою душу и тело, но все же я нашел в себе силы, чтобы подняться и в отчаянии прохрипеть:

– Катарина, я…

– Молчи! – Она села на постели, решительно расстегнула и скинула платье. – Если ты и вправду хочешь со мной расстаться – не стану неволить, но пусть в твоей памяти останутся эти мгновения. А взамен я хочу дитя. И не говори, что он будет проклят, что он родится полукровкой. Неважно! Он останется со мной и когда-нибудь найдет и приведет тебя ко мне.

Не в силах больше противиться страсти, не в силах отвести взгляда от ее совершенных форм, я приблизился. Победная улыбка коснулась ее губ, а пальчики принялись торопливо расстегивать пуговицы на моей рубахе. Вскоре моя одежда тоже оказалась на полу. К ним присоединились и ножны с черненым кинжалом отца Яна. Подчиняясь нежным рукам, любимым губам, я, не сдержав стона, опустился на ее пылающее, желанное тело, и мир исчез. Боже, как я мог жить без нее!»

Услышав скрип двери, я едва успела захлопнуть дневник, как в комнату заглянул Влад. Надеюсь, мое пунцовое лицо меня не выдаст…

– А… ты тут. – Он бросил взгляд на дневник, на закрытый ноутбук и зашел. – Не помешаю? Я думал, ты уже спишь.

– Хм… – Я смерила его подозрительным взглядом и села. – Если ты думал, что я сплю, зачем тогда пришел?

Он словно не услышал моего вопроса. Прошелся по комнате, все внимательно разглядывая, и уселся на корточки в паре шагов от меня.

– Вижу, трудности с дневником исчезли?

– А не объяснишь, отчего они возникли? – Я смело встретила его взгляд. Смущение как-то само собой исчезло.

Почему? Ну почему меня так волновал образ из дневника, а тот, кто его создал, заставлял испытывать гамму чувств – от интереса до глухого раздражения? Не потому ли, что между этими двумя лежала непреодолимая пропасть в четыре сотни лет?