Тут я обиделся:

– Что вы говорите! Я иду…

– За компанию? – подсказал ведьмак, но ему не удалось сбить меня с толку.

– Я иду для себя, чтобы потом не стыдиться, что струсил. Для вас, потому что вы меня учите. Для Жеки, для тети Светы, для тех, кто в городе…

– Хватит-хватит, – засмеялся ведьмак, – остановись, пока не добрался до счастья всего человечества.

Он веселился, а у меня из головы не шло, как тетя Света сказала: «Вы владеете гипнозом и можете заставить свидетелей поверить в ходячих мертвецов». И как у него чайная ложечка летала.

– Тимофей Захарович, а скелеты на самом деле пойдут или… – начал я и затормозил. Не спрашивать же в лоб: «Или вы, уважаемый Тимофей Захарович, решили всему городу запудрить мозги?» – Или это будет в воображении? – нашел я обтекаемое слово.

– «Ведьмак не токмо зло не творящее, но тщащееся быть полезным», – напомнил дядя Тимоша. – Это тебе ответ на то, что ты подумал. А ответ на то, что ты сказал, – какая разница?

Я растерялся:

– То есть как?! По-вашему, нет разницы – попасть под самосвал на самом деле или в воображении?!

– Закрой глаза, – сказал ведьмак, наклоняясь с мотоцикла.

Волна лягушек тем временем добралась до нас. Они скакали и карабкались друг другу по спинам, бултыхались в канаву на обочине дороги и сразу выставляли над водой крошечные золотые глазки.

Я зажмурился, и ведьмак положил мне в руки холодную лягушку. Лапки щекотали ладонь.

– Можешь посмотреть, – сказал он.

Я открыл глаза. Это была не лягушка, а комок глины.

– Ты думал о лягушках и получил то, о чем думал. Простой случай самовнушения. Когда шаман летал на коне, он и сам в это верил, и заставлял поверить сотни людей, – продолжал ведьмак. – Когда индийский факир на куски разрубал человека, складывал в корзину, и человек вылезал живым, зрители верили и в это. Шаманы, факиры, волхвы занимались гипнозом тысячи лет. А в девятнадцатом веке и ученые наконец-то убедились, что гипноз – не фокус, не ловкость рук, а факт. В те годы проделывали порой жестокие опыты. Приговоренному к смерти преступнику завязывали глаза, царапали кожу на руке и пускали течь теплую водичку. Ему говорили, что вены вскрыты, теперь он истечет кровью. И здоровый человек умирал со всеми симптомами острой потери крови. Другие, сидя в удобном кресле, надрывались под непосильным грузом, или погибали от голода через час после сытного завтрака, потому что так внушил им гипнотизер. Вот я и спрашиваю, какая разница, настоящий ли скелет зарубит человека или воображаемый?

– Значит, есть какой-то злой гипнотизер? – сообразил я.

– Есть. Только не человек.

– А кто?

– Да откуда мне знать?! – с досадой сказал ведьмак. – Эрлик-хан. Или Люцифер, если ты в него веришь. Или шаман, который тогда же, восемьсот лет назад, и умер. Вон, из призрачного поезда тоже никого в живых не осталось, а он ходит, как по расписанию. Мне начальник полиции показывал документы: в тридцатые годы его пытались задержать силами здешнего артиллерийского полка. Из пушек садили по паровозу, на звук. Потом старших командиров отправили в психиатричку, а остальные твердо усвоили, что поезда нет.

Ведьмак завел мотоцикл, и мы въехали в сумрачную тайгу. С каждым метром тьма сгущалась, он включил фару, но свет увязал, как в мутной воде.

Я обернулся, ожидая увидеть конец просеки и железнодорожный переезд, освещенный заходящим солнцем.

Та же тьма была позади. Та же тьма.

Ведьмак поднял что-то над головой, и яркий свет разлился по тайге, окружая наш мотоцикл золотистым искрящимся куполом. Нож! Проводник энергии, как правильно написала тетя Света, сама не подозревая, что легенды не врут.

– Доставай свой! – прокричал дядя Тимоша.

Я вытянул свой новенький нож за теплую рукоятку. По клинку пробегали золотистые сполохи. Стоило поднять его, как второй купол, поменьше, окружил меня ласковым переливающимся светом.

Ведьмак прибавил скорость. Мы мчались во тьме, как шаровая молния. Наверное, мотоцикл подскакивал на корнях и проваливался в колдобины. Я помнил, что на дороге не было ровного метра, но сейчас этого не замечал. Казалось, мы летим по воздуху.

И вдруг все кончилось. Ведьмак притормозил, развернул мотоцикл и заглушил мотор.

– Жди, – сказал он буднично и положил на седло фонарик. – Если твой нож начнет гаснуть, ты знаешь, что делать.

Я рванулся к нему, но ведьмак, усмехнувшись, показал палец. Одно движение – и он мог заткнуть мне рот, мог приковать меня к сиденью, как тетю Свету сегодня утром. Я махнул рукой и уселся в коляску.

– Ты маленький, что ли, Алешка? Цирк захотел посмотреть? – удивился он, и мне стало стыдно. Я не смогу помочь, буду только глазеть и отвлекать ведьмака. Болельщики ему не нужны.

Он ушел в золотистом светящемся коконе, а я остался.

Тайга вокруг была мертвой – ни птичьего шороха, ни шелеста листьев. Свет пропал за деревьями, а я еще долго слышал, как под ногами ведьмака стреляют сухие валежины.

Мой нож все так же ровно сиял холодным огнем: поставленная дядей Тимошей защита ничуть не ослабела оттого, что ведьмак ушел. Вообще она невидима – свет дядя Тимоша «включил», чтобы я меньше боялся. Спецэффект для слепого человечка без ведьмачьего зрения. Вокруг текут ручьи и реки энергии, но я не вижу ее. Мой нож светится, пока им управляет ведьмак. Если нож начнет угасать, значит, дяде Тимоше совсем плохо…

Но пока было нечего бояться. Это здесь тьма, а в пяти километрах, за железной дорогой, солнце еще не зашло. Заяны не полезут, пока оно светит.

Шагов ведьмака давно не стало слышно. От безнадежной тишины ломило уши. И вдруг вдали тихо, как стрекозиные крылья, затрещал моторчик. Какой-то ненормальный ехал в мою сторону!

Чтобы не выдать себя раньше времени, я сунул нож под рубашку. Он холодно мерцал сквозь ткань; света хватало, чтобы видеть дорогу под ногами. Я попытался вкатить мотоцикл в кусты, но тяжелый «Урал» сполз в колею и застрял.

Ну и ничего страшного, подумал я, залезая в коляску. Из людей мне стоило бояться только тетю Свету. Она же без разговоров утащит племянника домой, спасая от грозы. Но пока что тетя не могла знать ни о туче, ни о том, где меня искать. Археологи еще не доехали до города, а больше никто не видел нас с ведьмаком.

Незнакомец ехал медленно – дорога, напоминавшая рваную гармошку, и так не звала прокатиться с ветерком, а тут еще и темнота, и наводящая страх глухая тишь… Прошло минут двадцать, прежде чем в темноте замелькала фара его трещалки. Еще немного, и я узнал скутер Фомы Неверного.

Луч фары бил мне в глаза. Прятаться было поздно. Я решил задержать журналиста, сколько смогу.

– Алеша! – еще издали закричал он. – Туча-то какая! Ну и гроза будет, ну и гроза! Что вы здесь делаете?!