Мы уходили как побитые. Даже у невозмутимого ведьмака угол рта печально кривился.

Я все время помнил про Жекину беду, но лезть к ведьмаку с просьбой не решался. Тысяча скелетов (или пускай только двести, которых успели выкопать), разгуливающих в полнолуние, – это проблема безотлагательная. А Жеку он может и потом полечить. Если останется жив… Я так подумал, а ведьмак сразу:

– Что с братом?

– Вниз растет.

– Это я давно понял. Его из поезда зовут к себе.

– Из призрачного?

– Да. Если сам не сядет к ним, то так и будет расти назад. Станет младенцем, потом вовсе исчезнет… А вот как он заслужил такое наказание?

Я пожал плечами:

– Может, эти, из поезда, на него порчу наслали?

– Чушь это собачья. У меня, Алеша, побывало человек сто из тех, кто видел призрачный поезд, и никому он еще не сделал плохо.

– А Зойка говорила, что из-за этого поезда кого-то с работы выгнали, от кого-то жена ушла.

– Правильно Зойка говорила, – подтвердил ведьмак. – Если человек или сидит часами как пень, или говорит о непонятном, то его и с работы выгонят, и жена бросит. Только причины тут в психике, а порчей и не пахло. Взрослые вообще боятся непонятного сильнее, чем дети. Жека твой лез под этот поезд и не боялся, потому что для него весь мир непонятен: как ездит автомобиль, почему самолет летает? И везде он должен сунуть нос. А у взрослого все по полочкам. Он знает, что призраков не бывает, зато психические болезни – медицинский факт. И, если слышит поезд и не видит, то скорее поверит не своим чувствам, а в то, что сошел с ума. Поэтому я поддерживаю самые жуткие слухи о том, что происходит по ночам на станции. Чем меньше народу туда ходит, тем здоровее население.

– А с Жекой что делать? – спросил я.

– Еще не знаю. Давай сначала разберемся с заянами. У нас есть недели две, прежде чем твоего брата начнут изучать.

Он так спокойно это сказал, как о понятном деле – «изучать». А меня прошиб холодный пот. Ведь и правда начнут изучать! Большие, ученые, в белых халатах и с холодными слушками на шее – маленького, обидчивого, влюбленного в маму и в собак. Скоро тетя Света поймет, что племянник на самом деле уменьшается. Потащит его в поликлинику, потом Жека угодит в какой-нибудь научный институт детского роста. Его будут измерять, у него будут брать кровь из пальца, о нем будут писать газеты… И так до тех пор, пока брат не исчезнет. Почему эти, из поезда, привязались к нему?! Спрашивать было бесполезно: ведьмак и сам не знал.

Усаживаясь в коляску мотоцикла, я с размаху плюхнулся на растопыренную, как еж, прошлогоднюю кедровую шишку. На земле их много валялось, а эта, видно, зацепилась за ветку и свалилась только сейчас. Было до слез больно. Со злости я запулил шишку в тайгу.

Коляску подбрасывало на вылезших посреди дороги корнях, непрошедшая боль отзывалась новыми толчками. Я не сразу вспомнил, что, уходя от мотоцикла, закрыл коляску кожаным фартуком от дождя. А когда мы вернулись, фартук был откинут, вот шишка и упала на сиденье… Значит, кто-то или обшарил коляску, или шутки ради подложил мне шишку. Жека мог так пошутить, ну, Зойка. Но археологи? Над незнакомым человеком?! Да и не было их на дороге, все шампанское пили.

Мотоцикл гарцевал под нами, как взбесившаяся лошадь.

– В коляске кто-то шарил! – чуть не прикусив язык, крикнул я. Ведьмак молча кивнул: «Знаю».

– А кто?

Он пожал плечами.

– Заяны?

Ведьмак засмеялся, перекрывая рев мотоцикла. Правда, смешно. Больше делать нечего подземным духам, как подсовывать мне шишки.

Я думал, что подготовка к битве с подземными заянами будет деловитой и немного торжественной. Как в кино, когда спецназовцы надевают разгрузочные жилеты с гранатами и запасными магазинами, рассовывают по карманам пистолеты… Только оружие мы возьмем ведьмачье: склянки с зельем, обереги от духов и, разумеется, нож. Ведьмаку он заменяет магический жезл – ту штуку, которую в сказках называют волшебной палочкой, хотя на палочку она мало похожа.

Но кина не было. Ведьмак разогнул дежурную старуху, раздал пучки трав еще троим больным – все как обычно. Мы попарились в бане и легли спать, хотя время едва шло к обеду. Опуская голову на подушку, я успел подумать, что не засну, и провалился мгновенно, вдохнув сложный запах десятка сонных трав.

* * *

На закате мы выехали. Маленькая бледная луна уже висела над тайгой. Ведьмак вел мотоцикл по речному берегу, в сторону от дороги. Я не спрашивал, куда мы едем – ведь приедем же, и все станет ясно. Одним из немногих уроков дяди Тимоши, которые я по-настоящему хорошо усвоил, было – не задавать лишних вопросов.

Когда деревня скрылась из виду, мы остановились у невысокого холма. Ведьмак не торопясь огляделся, сошел с мотоцикла, сел на берегу и стал смотреть на закат. Низкое малиновое солнце проложило по реке огненную дорожку. Она кончалась у ног дяди Тимоши.

– Алеша, погляди, что там за сиденьем, – не оборачиваясь, сказал он.

В коляске «Урала» за спинкой сиденья есть немаленький багажник. Жека однажды туда спрятался, правда, вытягивать его пришлось нам с Зойкой. Я снял спинку и, удивляясь, начал вынимать тонко наколотые дрова, котелок… Ужин варить он собрался, что ли?!

На дне осталось еще что-то небольшое, завернутое в белую тряпицу. Я взял это с затрепетавшим сердцем, развернул… Ведьмачий нож! Новенький, с берестяной рукояткой, еще пахнущей свежим деревом. Клинок поменьше дяди-Тимошиного и отделан грубее. На нем остались вмятины от кузнечного молота. Похоже, что ковал его ведьмак второпях, может быть, прошлой ночью.

– Что стоишь? Разводи костер! – поторопил меня дядя Тимоша. – Слова помнишь?!

От счастья перехватило горло, и я только пискнул.

Собрав дрова в охапку, я пулей бросился на вершину холма. Дрова были сухие, и лучинок-растопок дядя Тимоша наколол заранее. Костер занялся мгновенно. Ветер вздувал его, заставляя пламя реветь, как в кузнечном горне. Ведьмак молчал и не смотрел на меня. Заклятие четырех Стихий – дело одинокое, чужие глаза в нем только мешают. Лишь когда я, все перезабыв от радости, кинулся с котелком к реке, дядя Тимоша крикнул:

– Куда?! Это чтобы потом костер залить.

Ну конечно, нож надо опускать в проточную воду! Я отбросил котелок и, заставляя себя не спешить, вернулся на холм. Так, запад у нас за рекой, значит, север – вон он… Воткнув нож в Землю, я встал на колени и опустил руки на траву по обе стороны от клинка.

К Земле припадаю,

Силой Земли заклинаю:

Нож стальной,

Мудрость открой

Тайной волшбы,

Травной ворожбы!