Grand-mère оказалась права. Богачи могли с тем же успехом разбивать женские сердца.

Кензи дважды разбили сердце. В первый раз ей было всего двенадцать лет — тогда отец бросил ее мать. Он бросил их ради женщины вдвое моложе его. Ее матери, не работавшей с рождения дочери, пришлось вновь вернуться на ненавистную работу. В маленьком городке перспективы трудоустройства были скудными, и она в итоге устроилась работать ночной уборщицей на несколько местных предприятий.

Отец Кензи умер от сердечного приступа два года назад. Она узнала об этом через Фейсбук, когда ее троюродная тетушка поделилась объявлением, выложенным в Сеть ее «мачехой», вместе с приглашением на поминальную службу. Кензи не пошла. Она простилась с отцом давным-давно.

Второй удар ее сердцу нанес Джей Ар. Он никогда не был ее парнем, но он стал ее первой любовью. Они жили в одном городке, и их семьи были знакомы. Они переспали летом, до того, как Кензи уехала в колледж. Она потеряла девственность на раскинутом на траве одеяле у реки, под звездами, и это было так же чертовски романтично, как песня в стиле кантри.

— Увижу ли я тебя снова? — спросила она позже, снова натянув нижнее белье и шорты. Она чувствовала боль, но в хорошем смысле, по-взрослому. Листва на деревьях трепетала под легким бризом. Лунный полумесяц почти не излучал свет, зато ярче горели звезды.

— Разумеется, увидишь, — ответил он, — мы же оба вернемся сюда на День благодарения. А до того будем постоянно общаться по телефону.

Но они не общались. Он молчал. Кензи уехала в колледж на следующий день, и в течение следующего месяца Джей Ар ни разу не ответил на ее звонки или сообщения. Он взял трубку лишь когда она позвонила ему с сотового соседки, и вежливо удивился, услышав ее голос, но в дальнейшем разговоре его тон звучал отчужденно.

Кензи поняла намек. Все было кончено, что бы там ни было. Очевидно, Джей Ару не хотелось романтических отношений, и хотя она упорно убеждала себя не питать особых надежд, подтверждение их тщетности стало для нее разрушительным. Боль выбила почву из‐под ее ног. Она не знала, что ей может быть так больно, не понимала, как могла отдаться тому, кто так легко отказался от нее, заставив страдать сильнее, чем после предательского ухода отца. Утешало только то, что они жили далеко друг от друга, и ей, вероятно, больше никогда не придется его видеть.

Однако она увидела его снова. На День благодарения Джей Ар заехал в дом ее матери и пригласил Кензи поехать на прогулку к реке, ведя себя так, будто два месяца назад не он вырвал ей сердце из груди и поджег его. Кензи согласилась. Ей было что сказать ему, и она воспользовалась шансом выплеснуть все наболевшее.

— Ты использовал меня.

В конце ноября река выглядела иначе, чем в августе. Они сидели на том же клетчатом одеяле, но на них были теплые куртки и кроссовки, а не шорты и футболки, и пили они не холодное пиво, а кофе с ликером «Бейлис». Пышная августовская листва деревьев облетела, и теперь на них чернели тонкие и хрупкие ветки. Обнаженные. Беззащитные. Такой же чувствовала себя и сама Кензи.

В воздухе витал сладковатый, противный запашок марихуаны Джей Ара. Он предложил ей дернуть косячок, и она сделала долгую затяжку, прежде чем вернуть его обратно.

— Использовал? Разве я врал тебе? Или давал обещания и не сдержал их?

— Ты говорил, что будешь поддерживать связь.

— Да ладно тебе… Ну не силен я в телефонных трещалках, — он пренебрежительно махнул рукой. — Мне следовало предупредить об этом заранее. Обычно я сосредоточен на ближнем горизонте, а если ты далеко, то это вроде как…

— С глаз долой, из сердца вон?

— Типа того. — Он опять предложил ей косячок.

Она отказалась. Вторая затяжка могла вызвать паранойю.

— Мак Кей, не позволяй эмоциям испортить радость жизни. То, что у нас есть, идеально.

— А что, собственно, у нас есть?

— Мы же друзья, — сказал Джей Ар, и она поморщилась. Слово «друзья» никогда еще не звучало так пренебрежительно. — Мы всегда будем друзьями.

— Я хочу быть с тобой, — выпалила Кензи и, едва эти слова слетели с ее языка, почувствовала себя ужасно. Она так старалась забыть его, оставить все в прошлом, но теперь все чувства вдруг вернулись. Она не знала, как с ними справиться; ее охватило полнейшее смятение.

— Я и так с тобой. — Он потушил косячок, взял ее за подбородок и развернул лицом к себе. — Вот чего ты не можешь уразуметь. Когда я здесь, то я здесь.

— А когда тебя нет, то тебя нет.

— Не говори так, будто это плохо. У тебя вся жизнь впереди. У тебя же есть школа, у тебя есть друзья, у тебя, вероятно, есть парни, и они постоянно приглашают тебя на свидания. Мой совет? Не отказывайся. Соглашайся на все. Не упускай шансов, тоскуя обо мне. Твоя жизнь больше, чем я, больше этого мирка, — он махнул рукой в сторону реки. — Ты ведь не просто так хотела уехать из этой глуши. Не позволяй ничему затащить тебя обратно. Даже мне.

— Но я люблю тебя… — Кензи сжалась от звука собственного голоса. Он звучал жалобно, как у ребенка.

Джей Ар улыбнулся. Она никогда не забудет эту его улыбку. Исполненную мудрости, цинизма, разочарования.

— Ты переживешь это. Поверь мне.

Кензи закрыла лицо руками и зарыдала.

— Ты бросаешь меня так же, как мой отец!

— Не будь идиоткой, — взорвался Джей Ар, — ты слышишь только то, что хочешь слышать, а не то, что я говорю. Я ведь честно говорю тебе, что могу и чего не могу сделать. Твой отец-засранец вел себя совсем по-другому: он давал обещания, но не сдерживал их. Тебе всего восемнадцать, но ты мудрее своих лет. Используй свои мозги, а не сердце. Ты должна научиться заботиться о себе сама, иначе не выживешь в этом гребаном мире. Не рассчитывай на меня, понимаешь? Научись быть независимой.

— У меня такое чувство, что я теряю тебя…

— Это фактически невозможно, — нежно произнес Джей Ар, склоняясь к ней. Кензи видела его приближающиеся губы и могла отвернуться, но не отвернулась. Ей хотелось его поцелуев, его близости, — нельзя потерять того, что ты изначально не имела.

Их губы встретились, и она испытала одновременно самые лучшие и самые худшие чувства в своей жизни.

С тех пор Кензи усвоила, что если тот, кого ты любишь, не любит тебя, то у