— Годфри! — рявкнула графиня, протягивая руку. — Помоги мне подняться.

— Я пытаюсь, мадам, но вы должны помочь мне, — с натугой проворчал Годфри.

— Элпью? — Графиня принялась шарить по влажной траве.

— Я здесь, мадам. Я держу вас за руку, но, Боже мой, какая же вы тяжелая. — Элпью натужилась.

— О чем вы оба толкуете? Обе мои руки здесь, я ищу ваши ноги. — Графиня негромко вскрикнула, наткнувшись на чью-то ногу. — Ах, Элпью, это твоя лодыжка? Туфля вся промокла.

— Мадам?

Элпью отпустила руку, которую держала, и нагнулась.

— Я здесь, мадам, позади вас. — Она нащупала руку графини и вслед за ней добралась до ноги. — О Боже, мадам. Это не ваша и не моя нога, и уж точно не Годфри. — Она почувствовала, как ее охватывает леденящий ужас. — Не двигайтесь оба. — Она спустилась к воде и подняла фонарь. Лихорадочно порывшись в кармане, она нашла трутницу и высекла несколько искр, которые засветились в ночной темноте, словно вспышки крошечных молний. Элпью посмотрела. Груда зеленого и розового. Рука. Туфля.

— Годфри, быстрее. Помоги мне высушить фитиль.

— Но...

— Это срочно, дружок. Помоги мне!

Годфри обтирал свечу серым от грязи платком, а Элпью дрожащей рукой поджигала трут, пока фитиль не ожил. Она открыла дверцу фонаря, чтобы увеличить поток света, и опустила его пониже.

Их взорам предстало страшное зрелище. Завернутое в зеленый бархатный плащ, перед ними лежало тело женщины. На расшитом драгоценностями атласном платье жертвы расползались пятна крови, ее белоснежные руки были вытянуты вдоль тела, юбка задралась, обнажая красивые ноги, безжизненные в роскошных шелковых чулках и изящных атласных туфельках. Бледные плечи были оголены и перепачканы кровью.

Графиня ухватилась за Элпью, а та поддержала Годфри. Обращенная к ним в неровном свете фонаря, торчала окровавленная шея, тускло мерцало оставшееся на ней жемчужное ожерелье, кровь вялыми толчками все еще сочилась на темную запачканную траву. Бедной женщине отрубили голову.

Полное отсутствие надежды — это Отчаяние.

Включает скрежетание зубами, покусывание губ, нахмуренный лоб.

Брови насуплены и резко сведены к переносице. Рот открыт, уголки губ оттянуты назад, нижняя губа выпячена и вывернута.

— Это она! — вскрикнула Элпью, едва обретя способность дышать.

— Ребекка? — Графиня подвинулась поближе.

— В этом платье она играла Роксану, миледи. Я столько на него пялилась на сцене, что узнаю каждую бусинку, каждую блестку.

— А это ее красивые туфельки, — всхлипнул Годфри. — Дайте мне только до него добраться...

— Это невыносимо. — Графиня выхватила у Элпью фонарь. — Не будем больше на него смотреть.

Они отвернулись от тела.

— Убийца, вероятно, все еще в парке, — прошептала Элпью. — Тело еще теплое.

— Если бы мы пришли на несколько минут раньше... — Графиня схватила Элпью за руку. — Мы бы увидели убийцу.

— О, мадам. — У Элпью застучали зубы. — Что нам делать?

— Нужно поднять тревогу, — слабым, дрожащим голосом проговорил Годфри. — Позвать стражу.

— Зная, какие стражники идиоты, — графиня проглотила застрявший в горле комок, — дождемся, что они арестуют нас за это убийство, если мы здесь останемся.

— Но мы же не можем оставить ее просто так. — Годфри упал на колени.

— Когда мы снова выберемся на дорогу, наймем мальчишку-факельщика, чтобы он поднял тревогу. — Графиня мягко помогла Годфри подняться. — Так лучше. Правда, Годфри. Она хотела, чтобы ты ее защитил, а не угодил из-за нее на виселицу.

— Розамунда! Это наверняка совпадение.

Пока над Джермен-стрит занималась заря, а Годфри с помощью бренди забылся неспокойным сном, графиня и Элпью сидели за столом, заваленным исписанными обрывками бумаги.

Графиня машинально чертила что-то пером. Они с Элпью оказались не в состоянии заснуть после пережитого в парке ужаса.

— А мог пруд Розамунды быть той таинственной Розамундой, о которой говорил Рейкуэлл?

Элпью задумалась.

— Может, она зарабатывала деньги, торгуя собой?

— Это маловероятно, Элпью. Ни ее характер, ни слава не позволили бы этого. Ты сама мне рассказывала, с каким испугом она прошла через бордель, когда спасалась от уличной схватки между титирами и ополчением. — Графиня воздела руки. — Кроме того, если ей требовались мужчины, она, как актриса, спокойно могла устремлять свои взоры в более высокие сферы, чем к простым посетителям публичного дома. Возьми, к примеру, эту шлюху Нэлл Гуин или ее подругу Молл Дэвис, навязчиво предлагавшую апельсины. С помощью сцены они заманили короля. Пег Хьюз поймала принца Руперта. Ребекка могла заполучить любого, кого пожелала бы.

— Она получила Рейкуэлла! — Элпью положила рядом два клочка бумаги. — А его она не хотела. Предположим, от мужчин она хотела денег, но нуждалась в анонимности. Не забывайте, графиня, когда актриса обретает богатого поклонника, появляются люди, такие, как мы с вами, которые стремятся сообщить об этом всему миру.

— Я считаю, Элпью, что тут у нас с тобой бесконечно сложная история. — Графиня поиграла пером. — Скажи на милость, зачем женщине с характером, славой и богатством Ребекки идти в такое неприглядное и опасное место, как пруд Розамунды, да еще ночью? И зачем посылать нам записку о встрече там? Если она хотела с нами повидаться, то спокойно могла прийти сюда.

— Она же пряталась от Рейкуэлла.

— Да-да, но он не может следить за нашим домом круглые сутки. Если мы провели приставов, она так же могла прошмыгнуть мимо него. И войти, как ушла — через задний двор.

— Думаете, ее убил Рейкуэлл?

— Мне неприятно это говорить, но мы знаем, что сей не слишком благородный лорд не считает убийство людей чем-то из ряда вон выходящим. Хотя их почтенные светлости даже прибегли к помощи закона, чтобы его освободить, совершенно ясно, что Рейкуэлл уже убил двух человек и...

— Ну конечно! — Элпью со стуком поставила на стол чашку с шоколадом. — Если вы правы и он каким-то образом выбрался в ту ночь из Тауэра и был рядом с Йорк-Билдингс, он легко мог убить и Анну Лукас.

— Или так. Рейкуэлл был без ума от Анны Лукас. Может, он и есть тайный благодетель ее семьи. Возможно, Анну убила Ребекка, как мы с самого начала и думали. А Рейкуэлл убил ее из мести.

— Но почему он не сдержал своего обещания послать денег семье Лукас, чтобы ребенка не отправили в работный дом, а мужа в Бедлам?

В очаге оглушительно щелкнуло полено, заставив графиню дернуться и уронить на стол перо. Чернила брызнули ей в лицо, она протерла глаза.