Они замолчали. Как давно это было… они не могли не вспомнитьоб оккупации Парижа. Все еще трудно было поверить, что столица Франции в рукахзахватчиков. Лиана подумала об Армане и его труднейшей миссии Она так бояласьза него и ни с кем не могла поделиться своими страхами Ни с кем. Даже Нику онане имела права ничего рассказать.

Ник в свою очередь наблюдал за лицом Лианы, и емупоказалось, он понимает, что ее тревожит. Конечно же, она думает об Армане.Лиана тем временем неотрывно смотрела на море Ник слегка коснулся ее руки.

— С ним будет все хорошо, Лиана. Он человек умный исможет за себя постоять.

Лиана кивнула, но ничего не ответила. Достаточно ли он умен,чтобы обманывать немцев?

— Знаете, когда в прошлом году я посадил Джонни на этотчертов пароход, я чуть не потерял сознание на причале, как только представилсебе, что их могут атаковать немецкие подлодки. Но доплыли они нормально, аведь воды тогда были не менее опасными, чем сейчас. — Он пристальнопосмотрел Лиане в глаза.

— Даже окруженный немцами, Арман выживет. Он ведь всюжизнь прослужил на дипломатической службе. Не знаю как, но теперь это должноему помочь.

«Не знаю как», — отдавалось эхом в ее ушах, — нотеперь это должно ему помочь. Не знаю как…"

Если бы он знал…

Она печально взглянула на Ника, и слезы закапали из ее глаз.

— Я хотела остаться с ним.

— Я не сомневаюсь, что вы хотели. Но вы уехали ипоступили мудро.

— У меня не было выхода. Арман на этом настаивал. Онсказал, что я не имею права подвергать опасности жизни детей… — Ее голосзадрожал, как будто она больше не могла произнести ни слова.

Лиана отвернулась, чтобы Ник не видел ее слез, но вдругпочувствовала, как он обнял ее тепло и по-братски. Так они и стояли на палубе:он обнимал ее, а она плакала. Эта сцена стала обычной, даже если плакалмужчина. У каждого за плечами были потери и расставания в объятой огнем Европе.И Лиана чувствовала себя удивительно легко и естественно, плача в объятияхНика, человека, которого она едва знала, но с которым ее не раз сводила судьбав самые трудные минуты жизни. И оттого им обоим казалось, что они знают другдруга давным-давно. Их встречи всегда оказывались необычайными, иобстоятельства способствовали откровенности. А может быть, дело было совсем вдругом? Но сейчас Лиана об этом не думала. Она просто стояла, полнаяблагодарности за теплоту и сочувствие. Он дал ей немного поплакать, а потомлегонько похлопал по спине.

— Пойдемте, пойдемте вниз. Выпьем по чашечке кофе.

В столовой всегда наготове стоял кофейник, доступный всемжелающим. Он служил как бы центром своеобразного клуба. Делать на корабле былонечего, кроме как сидеть и разговаривать, гулять по палубам или сидеть в каюте,пока другие спят или рассказывают свои бесконечные истории о войне. Никакихразвлечений на корабле не было. Несколько романов на полке в столовой исчезли споявлением первых же пассажиров. Даже зигзагообразный курс очень скоро сталнаводить тоску. Трудно было отвлечься от собственных переживаний, когда целымиднями видишь один и тот же пустой горизонт. Мысли неуклонно возвращались ксобытиям последнего месяца, к людям, которые остались там… Лиана сидела встоловой за пустым столом и старалась не плакать. Она вытерла глаза кружевнымплатком, который на последний день рождения преподнесли ей дети, и посмотрелана Ника, пытаясь улыбнуться.

— Простите меня.

— За что? За то, что вы человек? За то, что любитесвоего мужа? Ну что вы, Лиана. Когда я посадил Джонни на «Аквитанию», я стоялна причале и ревел, как ребенок.

Он все еще помнил докера, который похлопал его по плечу ипробормотал несколько одобряющих слов. Хотя в тот момент ничто не могло помочь.Так сиротливо, как тогда, Нику еще не приходилось себя чувствовать. Лианавопросительно смотрела на него. Вопрос так и вертелся на языке. Ведь Ник дажене упомянул о Хиллари.

— Но вы говорили, что Хиллари тоже плыла вместе сним? — Лиана вдруг смутилась. Неужели он отправил ребенка одного? Но онадумала…

— Да… — Он решил рассказать ей все. — И ФилиппМаркхам тоже. Вы знаете, кто это? — Он говорил, глядя вниз, в свою чашку,и когда снова поднял глаза на Лиану, они смотрели сурово и холодно. Рука,державшая чашку с кофе, слегка дрожала.

— Я слышала это имя. — Об этом человеке в Парижеговорили немало, всегда связывая его имя с Хиллари. Но этого Лиана несказала. — Это какой-то известный по всему миру человек.

— Известный по всему миру бездельник. У моей женыпрекрасный вкус. Они провели все лето вместе на юге Франции.

— И вы знали, что они плывут на одном корабле?

Ник покачал головой.

— Я узнал об этом, когда они уже отчалили. Из спискапассажиров.

Она не могла побороть искушение и не задать еще один вопрос:

— Для вас все это по-прежнему имеет значение, да, Ник?

Он уже привык к тому, что она задает такие откровенныевопросы.

Он посмотрел на нее и снова подумал, какая гладкая у неекожа, и снова удивился, насколько две женщины могут отличаться друг от друга.

— Меня все это волнует не потому, что она моя жена. Этоя уже пережил. У меня не было возможности сказать вам об этом, но после нашегоразговора на «Нормандии» я на все стал смотреть другими глазами Думаю, оназашла слишком далеко. И в Париже я махнул рукой на нее и на все, что онаделает. Меня куда больше волнует Джон. Если она и дальше будет продолжать втаком же духе, то в один прекрасный день найдет себе подходящую пару и решитуйти от меня. И заберет сына. До сих пор ее устраивало то, что она остается сомной и развлекается направо и налево. Я дошел до предела, дальше я не смогуэтого выносить. — Ник на секунду замолчал, а потом сказал Лиане всюправду: — Я боюсь… Я, черт возьми, ужасно боюсь потерять сына.

— Вы его не потеряете.

— Нет, могу. Она — мать. Если мы разведемся, она будетделать все, что ей заблагорассудится. Может, например, уехать к черту на рога вТимбукту, и что тогда? Я буду видеть его раз в году по две недели?

Он часто задумывался над этой чудовищной перспективой,особенно в последнее время. Молчание Хиллари говорило само за себя — за полгодавсе изменилось. Раньше она еще считала, что обязана как-то отчитываться передним. Но после первой телеграммы он не получил от нее ни строчки, ни слова, низвука.

— Не думаю, что мальчик для нее так многозначит, — обеспокоенно сказала Лиана, сочувствуя Нику.

— Нет конечно. Для нее имеет значение только то, чтоскажут люди. Если она от него откажется, о ней будут говорить, скажут что-топлохое. Она оставит его при себе, но будет держать под присмотром няни, покасама развлекается. Когда она уехала в Канны с Филиппом Маркхамом, она ведьпочти не звонила ему.