— О да. Интонация изменилась, в ней появился легкий и очень привлекательный акцент, — добавила она, проверяя в такой мелочи свое самообладание.

— А вы, — сказал Люк, взяв ее за руку и сойдясь с ней лицом к лицу с первыми движениями танца, мрачное настроение, казалось, оставило его так же легко, как и посетило, — вы еще более прекрасны, чем на моем необитаемом острове, ma sirene.

Она перевела — «моя русалка».

— Вы не должны флиртовать со мной, пока ухаживаете за мадемуазель де ля Фале.

И все, что было между ними, — лишь флирт. Такой легкий для него, такой трудный для нее. Возможно, разница в том, что ее чувства были затронуты, его же — нет.

— Я не знаю, как флиртовать с вами, Эйврил, — сказал он, и танец разлучил их, чтобы образовать из всех танцующих широкий круг. Когда они вернулись друг к другу, он хмурился. — Кажется, только с вами я могу говорить правду.

— Тогда вы не должны говорить мне правду, — сказала она и посмотрела ему в глаза.

Выражение его лица изменилось, черты заострились, она слишком поздно поняла, что не сделала ничего, чтобы скрыть собственное выражение. Что он увидел в ее лице, взгляде?

— Эйврил, оставьте его. Еще не слишком поздно.

Она молчала. Другие пары были слишком близко, ее сердце билось слишком сильно, не оставляя дыхания для слов. Когда минуту спустя музыка умолкла, она прошла в одну из маленьких полосатых палаток, которые были расставлены по всему залу.

— Оставить его? Чего ради? Ради моей гибели, если вы все еще просите меня быть вашей любовницей.

— Будьте со мной. Я буду честен с вами, Эйврил.

Она села, взвихрив потоки персикового шелка и газа, он остался стоять перед ней с мрачным лицом. Всякий, кто увидел бы их, мог подумать, что он делает ей предложение. Именно так и было. Он делал ей предложение — бесчестное.

— Тогда будем честны до конца, верно? Вы ищете невесту, вполне хладнокровно, будто выбирая лошадь для упряжки. — Эйврил сделала паузу, чтобы успокоить дыхание. Он не должен видеть, как сильно это повлияло на нее. — И выбрали ту, которая уравновесит собой нефранцузскую часть вас, потому что, так или иначе, вы скомпрометированы своим наполовину английским происхождением. И вы хотите по причинам, о которых я не стану говорить, так же холодно предложить мне мою гибель. Потому что я — дочь торговца, англичанка и ничего не стою. Вы называете Брэдона холодным и практичным. Вы смотрели в зеркало? Это описание, думаю, подходит вам так же хорошо.

— Вы хотите выйти за меня замуж? — спросил Люк, глядя на нее так, будто никогда не видел прежде.

— Я думаю, — произнесла Эйврил, чувствуя, как гнев придает ей силы продолжать, — вам следует удалиться прежде, чем я забуду, что я леди, поскольку дочь торговца вполне способна швырнуть один из этих прекрасных букетов в физиономию одному самодовольному, высокомерному мужлану.

Люк повернулся на каблуках и пошел прочь, не потому, что он боялся букета, а только потому, что велико было искушение положить мисс Эйврил Хейдон на свое колено и… Или задушить ее. Или вбить в нее хотя бы толику здравого смысла. Хотя он нуждался в этом больше. Что он сказал? Это ведь было почти предложением.

Луиза де ля Фале увидела его через зал и сделала легкое движение веером. Он поклонился и пошел дальше. Она прекрасна и умна, насколько он мог судить, когда каждый ее шаг совершался под наблюдением матери. Он должен был желать ее, но не чувствовал желания вовсе. Он желал только одну женщину, и она была недоступна.

Эйврил — англичанка. Его отец женился на англичанке, и их сын не знал до сих пор, какой стране принадлежит. Когда пришло время принимать решение, у него не хватило сил остаться во Франции с отцом. Тот факт, что он тогда был мальчиком, не имел никакого значения. Останься он тогда с отцом, уже давно лежал бы в могиле.

Но он сделал свой выбор, остался жить и сейчас принял решение — он не заставит своего сына пройти через подобное. У него были земли, и он обязан восстановить свои права на них, чтобы передать по наследству сыну, который по меньшей мере будет на три четверти французом. Эйврил недоступна. Случился бы серьезный скандал, оставь она Брэдона. Этот человек не из тех, кто спокойно перенесет потерю такого приданого. Она опасна для Люка, как наркотик. И он не вправе подвергать ее репутацию такому удару. Брэдон принял ее, она приняла Брэдона таким, каков он есть. Только мерзавец захотел бы соблазнить ее сейчас.

Брэдон беседовал с очень привлекательной брюнеткой. Люк почувствовал неприязнь. Этот человек ощетинился, будто защищая свою собственность, когда увидел Эйврил с другим мужчиной, но не попытался ничего изменить, кроме того, что формально взял ее за руку. Его глаза смотрят на нее, не выражая ничего, кроме прохладной оценки. Казалось, ему даже не нравилось ее лицо.

Люк остановился, затем повернул обратно, извинившись перед офицером, которого едва не сбил с ног своим внезапным движением. Он прошел мимо лакея с подносом и взял два бокала. Эйврил все еще сидела в забавной маленькой палатке, где он оставил ее, со спокойным лицом, чинно сложив руки на коленях, с опустевшим взглядом. Она увидела, как его тень коснулась ее ног, и слегка побледнела, но не сделала ни одного движения, чтобы бросить в него букетом лилий, как грозилась недавно.

— Возьмите. — Он дал ей в руки бокал и одним глотком осушил свой. — Он занимался с вами любовью?

Он знал, что говорит как ревнивый дурак. Его это не заботило.

— Брэдон? — Эйврил посмотрела на бокал, будто никогда не видела подобной вещи. — Нет.

— Неужели он не целовал вас? Не ласкал?

— Нет. Он единственный раз поцеловал мою руку. Он не проявляет никакой привязанности ко мне, никакого желания. Почему вы спрашиваете? — Она сделала глоток. — Какое вам дело до моего жениха? Пожалуйста, не говорите, что завидуете тому, что он имеет право делать это.

— Я спас вас на том берегу, затем сделал то, что могло бы погубить вас. Я…

— Ах, так теперь вы собираетесь сказать еще раз, что чувствуете за меня ответственность? — Эйврил шумно вскочила и безрассудно отбросила бокал. Она стояла лицом к лицу с ним, сердито глядя снизу вверх. — Ну это не так. Пусть я и была невинна, но не без сознания и сама несу ответственность за содеянное. И если вы думаете, что я должна вас благодарить…

— Я думаю, вам не хватает роста, чтобы сейчас поцеловать меня.

Люк не обращал внимания на музыку, голоса, смех за спиной и игнорировал ее гнев. Все, что он мог видеть, — ее лицо, все, что мог чувствовать, — сладкий аромат ее кожи, все, что мог услышать, — шум собственной крови в ушах, безумие желания, намного большее, чем простая похоть.

— Нет. — Эйврил отступила от него, и боль в ее глазах остановила его так же внезапно, как если бы она захлопнула дверь перед его носом. — Нет, я не могу вынести этого. Для меня это мучение. Я не одна из ваших опытных матрон или упрямых дочерей аристократов. Я — дочь торговца, и меня не обучали этим играм. Я была воспитана в умении держать свое слово и уважать честь будущего мужа.