забулдыге», об авантюристе «самой высокой марки», об «изящном поэте» с «ухватистой силою». Он утверждает, что счастье – это только «ловкость ума и рук», пускай и приносят «много мук… изломанные // И лживые жесты». Здесь стоит упомянуть о новомодной теории, сложившейся в декадентских кругах начала XX века, об особой миссии языка жестов, приверженцем которой был Есенин и «царицей» которых являлась великая танцовщица Айседора Дункан. Брак с ней был недолгим и не принёс поэту умиротворения. «Казаться улыбчивым и простым» в то время, когда сердце разрывала тоска, ему приходилось не только по воле господствовавшей тогда моды. Только так поэт мог скрыть и от самого себя мрак грядущей безнадёжности, связанной не только с внутренними противоречиями личности, но и с ужасами большевизма в России.

Что таится на дне души? В девятой строфе поэмы мы видим, как лирический герой отказывается говорить с незваным гостем: он всё ещё хочет откреститься от страшного рассказа, который ведёт Чёрный человек. Есенин еще не принимает анализ житейских передряг «какого-то» морального «жулика и вора» как исследование собственной жизни, сопротивляется этому. Однако уже и сам понимает, что тщетны его усилия. Поэт упрекает чёрного гостя в том, что он имеет право вторгаться в глубины и доставать что-то с самого дна, ведь он «не на службе… водолазовой». Эта строка полемически обращена к произведению французского поэта Альфреда де Мюссе, который в «Декабрьской ночи» использует образ водолаза, блуждающего по «пропасти забвения». Грамматическая же конструкция («водолазовая служба») апеллирует к морфологическим изыскам Маяковского, который по-футуристически смело ломал устоявшиеся формы в языке.

Образ ночного перекрёстка в двенадцатой строфе напоминает о христианской символике креста, соединяющего все направления пространства и времени, и содержит языческое представление о перекрёстке как о месте нечистых заговоров и чар. Оба эти символа с детства впитал впечатлительный крестьянский юноша Сергей Есенин. Стихи «Чёрный человек» объединяют две противоположные традиции, отчего страх и мука лирического героя обретают глобальный метафизический оттенок. Он «один у окошка»… Слово «окно» этимологически связано в русском языке со словом «око». Это «глаз» избы, через который в неё льётся свет. Ночное окно напоминает зеркало, где каждый видит своё отражение. Так в поэме появляется намёк на то, кто на самом деле этот Чёрный человек. Теперь издевка ночного гостя приобретает более конкретный оттенок: речь идёт о поэте, появившемся на свет «может, в Рязани» (там родился Есенин), о светловолосом крестьянском мальчике «с голубыми глазами»…

Убийство двойника. Не в силах сдержать ярость и гнев, лирический герой пытается уничтожить проклятого двойника, бросает в него трость. Этот жест – бросить в привидевшегося чёрта что-нибудь – не раз встречается в литературных произведениях русских и зарубежных авторов. После этого исчезает Чёрный человек. Есенин (анализ аллегорического убийства двойника в мировой литературе доказывает это) пытается как бы уберечь себя от преследования своего другого «я». Но всегда такой финал ассоциируется и с самоубийством. Поэт, стоящий в одиночестве перед разбитым зеркалом, предстаёт в последней строфе произведения. Символика зеркала как проводника в другие миры, уводящего человека из действительности в обманный демонический мир, усиливает мрачный и многозначительный финал поэмы. Реквием по надежде. Трудно, почти невозможно, так бичевать себя на глазах у огромной публики, как это делает Есенин. Его невероятная искренность, с которой он открывает миру свою боль, делает исповедь отражением душевного надлома всех современников Есенина. Не случайно знавший поэта писатель Вениамин Левин отозвался о Чёрном человеке как о судебном следователе «по делам всего нашего поколения», питавшего много «прекраснейших мыслей и планов». Левин заметил, что в этом смысле добровольная ноша Есенина чем-то сродни жертве Христа, который на себя «взял немощи» и понёс на себе все человеческие «болезни».

Поэт терпит до конца. И срывается только тогда, когда в речи гостя возникает образ «мальчика в простой крестьянской семье, желтоволосого, с голубыми глазами»…

Ладно, вывернул ты меня наизнанку, собрал всю грязь, но уж этого, шалишь, этого я тебе не отдам!

Чёрный человек!

Ты прескверный гость.

Эта слава давно

Про тебя разносится.

Пушкин видел его, и пушкинский Моцарт не знал покоя от его посещения и, уже создав «Реквием», всё не мог отделаться от ощущения, что «как тень за мной он гонится», и кажется, что здесь, за столиком в трактире, «сам-третей сидит»… А в руке у собеседника уже зажат перстень с ядом.

Снова вспомнилось пушкинское: «…он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы…» И продолжается, и долго ещё будет продолжаться это зловещее враньё.

Не случайно же Чёрный человек «водит пальцем по мерзкой книге», не зря же поэт отсылал в минуты чтения поэмы каждого, имеющего уши и желающего слышать, к великому Пушкину.

Гоголь. И его мучил этот вечный носитель зла. И Достоевский был с ним знаком, и Блок. И вот теперь его, Есенина, очередь. Ну так он поставит на этом точку!

Я взбешён, разъярён,

И летит моя трость

Прямо к морде его,

В переносицу…

Это не только «за меня». Это за всех их – за измученных и истерзанных тобой, которых ты так ненавидишь и без которых не можешь жить, паразитируя, насыщаясь их кровью, собирая все грехи их, великих даже в своём ничтожестве.

…Месяц умер,

Синеет в окошко рассвет.

Ах ты, ночь!

Что ты, ночь, наковеркала?

Я в цилиндре стою.

Никого со мной нет.

Я один…

И разбитое зеркало…

Известно, что разбитое зеркало – дурная примета, предвестие смерти. Ну что ж, ежели не удастся уйти от судьбы – так хоть не будет больше Чёрный человек никого мучить.

Ни один редактор при жизни Есенина не стал печатать эту поэму. Она откровенно всех отпугивала. Сам же Есенин читал её бесчисленное количество раз – писателям, поэтам, каждому встречному-поперечному. Словно хотел объяснить что-то главное, самое существенное, в себе самом. И знал: это – вершина.

«До свиданья, друг мой, до свиданья…» – элегия-миф

…позабудь,

Что голос горло рвёт.

Пусть охватила

Тебя любовь.

Такое вмиг пройдёт.

У песни подлинной – другая суть.

Вихрь. Дуновенье в Боге.

Дух пустот.

Р. М. Рильке. «Сонеты к Орфею»

Среди других персонажей, замеченных в свите Есенина, выделим Г. Е. Горбачёва – важную партийно-идеологическую персону, мечтавшую затмить в текущей критике Троцкого после его падения на XIV съезде РКП (б).

Именно с Горбачевым