— У вас есть флот? — напрямик спросил Федор и, увидев непонимание в глазах учителя, пояснил, указав на табличку: — Ну, вот такие корабли, большие лодки, как у нас или у… них. Много.

Итао молчал некоторое время, размышляя. Но, все же ответил, хоть и уклончиво.

— Сапотеки — облачный народ, наша страна — горы.

«Тоже ответ, — кивнул Федор, — хотя и не однозначный. Долина-то до океана тянется, кажется. Даже если они и не мореплаватели, как спартанцы, и флота у них, допустим, нет, то с кораблями этот ученый сапотек явно знаком».

— А откуда они приплыли? — продолжал гнуть свою линию Чайка, увидев, что Итао был настолько поражен новостями, что мог и рассказать нечто интересное, пока не очнулся. — Ну те, кто появился здесь до нас.

Сапотек долго не отвечал. Молчал и сопел, думая о чем-то своем.

— Мы не знаем, — наконец разоткровенничался Итао, — их видели только мои далекие предки. А я видел лишь рисунки их лодок. Рассказывают, что люди из-за бесконечного моря были смуглыми и на их лицах отчего-то росли волосы.[10]Как… у вас.

«Значит, кораблей было несколько, — чуть не вскрикнул Федор, — да и прибыли они сюда, скорее, со стороны Тихого, или как он тут называется, океана. Похоже, из того региона, где позже будет Япония или Китай, если будет, конечно. А мы добирались до этих берегов совсем из других земель. Да тут просто проходной двор какой-то, а не затерянный мир».

Чайка хотел задать еще один вопрос, но не успел. Итао вдруг тряхнул своей шевелюрой, собравшись с мыслями. И разговор потек в другом направлении.

— А откуда твой народ приплыл на большой лодке? — спросил сапотек, глядя прямо в глаза своему собеседнику. — Ведь вас захватили в землях ольмеков.[11]

— Да, — кивнул Федор, нехотя вспоминая этот эпизод своей жизни, и начал трудный рассказ, который должен был показать карфагенян в лучшем свете, — так оно и было. Мы приплыли на своих… своем корабле к берегам ольмеков, чтобы…

Он помолчал, подбирая слова и образы, понятные сапотекам.

— Чтобы торговать. Обменяться товарами и оружием. А они захватили нас и захотели принести в жертву своим богам вместе с двумя вашими солдатами.

Немного упростив ситуацию, о неудачном нападении карфагенской армии на город Чайка умолчал, как и о том, что его друг Ларин просто ограбил священное место ольмеков, позаимствовав оттуда золотого идола. При виде золота у многих пропадал рассудок и просыпались совсем другие, потаенные чувства. Это он уже давно заметил и не особо удивлялся таким проявлениям человеческой души.

— Но случилось землетрясение и нам удалось бежать, — продолжал Чайка, — а заодно спасти их. Так мы оказались в горах, где повстречались с вашей армией.

Федор нервно облизал губы, припомнив детали этой встречи.

— Когда мы столкнулись с вашими солдатами, нас было уже мало, и они вдруг напали на нас. Военачальник сапотеков взял нас в плен, хотя мы не хотели с ним воевать.

— Тарки-Чулу храбрый воин, — согласился Итао, едва заметно улыбнувшись кончиками губ, — и любимец богов. Он никогда не признает поражения.

«Да, — подумал Федор, отводя глаза, — это я заметил. Неблагодарный».

— До сих пор он был нашим самым сильным воином и недавно стал военачальником. Жрецы Питао-Шоо приблизили его к богам. Но я слышал, что ты его победил в честном бою, — медленно проговорил Итао, — хотя и не очень в это верю.

Чайка промолчал, решив, что в этой ситуации слова ни к чему. Его собеседник уже сделал правильные выводы.

— Но на тебе есть и другое проклятие, — напомнил ученый сапотек, — смерть священного животного. Ты лишил жизни одно из воплощений Питао-Шоо. Своего спасителя.

Федор вздрогнул. «Да, грехов у меня немало, по местным законам на высшую меру давно насобирал. Чего теперь отпираться, все равно не забудут. Но при чем тут спаситель? Этот спаситель меня съесть хотел, на куски порвать».

— Но как хранитель священных знаний богов и третий жрец Питао-Шоо, — на удивление спокойным голосом заявил Итао, — воплощением которого на земле является ягуар, я говорю тебе, что вы с ним связаны.

Чайка напрягся, но, услышав столь неожиданный вывод, поднял голову, позабыв даже повиниться.

— Из плена ольмеков вас спас именно Питао-Шоо, — заявил ему собеседник, вдруг оказавшийся третьем жрецом ягуара.

Лишившись дара речи от такого предположения, Федор молча ждал дальнейших объяснений жреца.

— Питао-Шоо разгневался и наказал ольмеков, — с праведным гневом в голосе заявил сапотек, даже вскочив со своей скамьи, — именно поэтому он разрушил их грязный город.

Чуть успокоившись, он вновь сел и вперил гневный взгляд в Чайку.

— Но для похода наших воинов, направлявшихся на войну, это был дурной знак, — пояснил он дальнейшие события, — бог сказал нам, что сам уничтожит жадных ольмеков. А нам велел возвращаться домой и ждать нового знака.

«Так вот почему сапотеки развернулись назад, — едва не ухмыльнулся пораженный открытием Федор, — землетрясения испугались. Теперь все ясно. А мы, значит, с ягуаром друзья навек. Он меня из плена ольмеков вывел, а я его после этого заколол. Просто чудовище получаюсь, не иначе. Сами-то они тут, сердобольные, сердца пленников своему ягуару на раз вырезают и скармливают. Нет, мне теперь одно интересно, куда они потом его шкуру подевали? Наверное, висит где-нибудь как амулет и злых духов отгоняет».

Но от нахлынувших внезапно богохульных мыслей Федора оторвал другой вопрос, вернувший его в суровую реальность.

— А как вы попали в плен к ольмекам? — спросил вдруг Итао, слегка прищурившись. — Обычно они жертвуют своим богам воинов, захваченных в сражении. Сколько людей из твоего народа приплыло на большой лодке?

— Не много, — соврал Федор, решив стоять на первой версии до конца, в надежде, что этот проницательный сапотек все же не узнает правды, — несколько раз по столько, сколько нас сейчас.

Цифры они почти не проходили, поэтому Чайка объяснил, как смог. Он сглотнул слюну и посмотрел собеседнику прямо в глаза, продолжив врать уверенным тоном.