Ева плакала, а Герман в растерянности смотрел на любимую девушку, не зная, чем помочь. Только сейчас он понял все – длинные рукава рубашек, любимых ею, бледность кожи, секс только в полной темноте… А он думал, пусть у нее причуды, она же с ним!

Она сказала, что отец выгнал ее, отобрав машину, карту и телефон. Как щенка на улицу. Но не сказала, что тот предложил альтернативу: клиника и полное выздоровление. Герман поздно понял, что от него ей нужны были лишь деньги на наркотики…

Идею представить ее невестой подала Ева. А он искренне посчитал, что деньги, данные отцом на покупку обручального кольца, она хочет использовать для покупки якобы выписанных врачом антидепрессантов. Чтобы легче перенести отказ от наркотиков. Наивный сельский парень, он никогда ранее не сталкивался с наркоманами. И был прост и глуп. А Ева жить не могла без сложно выстроенных комбинаций с непредсказуемым концом. Нет, дозу на эти гроши, как она выразилась, не купила – убедила его, что непременно выиграет в карты больше, мол, кто не рискует…

Они разделили фишки поровну. Да, она выиграла, забрала выигрыш и… ушла. А Герман даже не заметил, когда. Страсть по Еве отошла на второй план, главной в его жизни стала игра.

Вот тогда он понял, что такое азарт. Жажда без удовлетворения, сладкий грех падения в бездну и полное отсутствие здравой мысли…

Ева была забыта. Отец начал догадываться, что не все гладко в его жизни, когда он продал свой ноутбук.

Герман не знал, что его давно «пасли», чтобы развести на крупную сумму. Подставился сам классически, когда, выиграв, не ушел. А потом стало поздно: «добрый» кредитор давал в долг, глядя сочувственно, но очередную расписку прятал в карман с довольной улыбкой. А Герману было уже все равно…

Три дня, милостиво выделенные на погашение долга, прошли. Его били молча, короткими ударами вышибая надежду, что все как-то решится само собой. Тогда зализывать раны он уехал на ферму приемных родителей…

Деньги на карте, выданной отцом для поездки в Россию, еще оставались, и Герман, допив кофе и перекусив, решил найти место для ночлега. Машину каршеринга он благоразумно сдал еще в тот день, как расстался с Лизой. В гостиницу идти глупо, хостел не для него, слишком людно, а квартиру снять дня на три реально.

Эти доски с наклеенными объявлениями вызывали чувство брезгливости. Но Герман уже понял, что именно там можно найти подходящее ему сейчас предложение. «Однокомнатная квартира, этаж первый, окна на улицу, меблирована…» – прочел он и оторвал клочок бумаги с номером телефона.

Он купил самый дешевый смартфон, коверкая русские слова, уговорил случайную девушку на свой паспорт приобрести ему сим-карту и отправился на встречу с хозяином своего будущего пристанища. Нет, четкого плана, как действовать дальше, не было. Но для начала нужно как-то выйти на наследника тетушки Марты. Герман скажет ему, где сейф, отдаст ключ, который унес из замка с собой. Конечно, за определенное вознаграждение. Сумма долга плюс немного еще. Чтобы отыграться. На этот раз эмоции в сторону. Только ясная голова и холодный расчет…

– Огорелов, почему ты такой гад? – Нелли накинула халат, встала с постели и потянулась к пачке сигарет.

– Любимый гад, заметь, – тот довольно хмыкнул и ухватился за шелковый поясок, потянув его на себя. – Много куришь, Нелка, как врач говорю. Иди лучше сюда.

– Нет, сейчас Шурка вернется, одевайся быстро, – Нелли бросила взгляд на часы.

– И что? Родители любовью занимались, что ж такого? – вкрадчиво произнес тот, сыто потягиваясь. – Слушай, Нелка, я и забыл, какая ты…

– Огорелов, собирайся, я сказала! Ну случилось, не строй иллюзий. У меня муж!

– А я кто? Муж и есть… Твой немчик не узнает ничего, что ты так переполошилась?

– Бывший ты… муж! И слава богу. Поистрепался ты, Огорелов, за то время, что мы не вместе. Живот отрастил – не мешает?

– Не мешает! – зло бросил тот, резко вскакивая и натягивая джинсы.

– Вот и ладненько, – Нелли, сделав затяжку, усмехнулась: настраивать сама себя против Огорелова она за годы их брака научилась мастерски.

Даже понимая, что такая самозащита рано или поздно даст срыв, выуживала из памяти все дерьмо, связанное с ним, припоминала всех его девок, унижение, что испытывала, и становилось на время легче. Но, как говорила всегда Алена, Огорелов – ее, Неллин, хронический диагноз. Неизлечимо, нет лекарства. Есть приступы и ремиссия. Иногда стойкая – больше месяца. Чаще на третий день после ухода Огорелова из дома ее накрывало. Бывало, Огорелова Алена вызывала ей как скорую помощь.

С годами приступов стало меньше, сумасшедшая любовь приобрела налет брезгливости – Нелли не могла преодолеть отвращения к его телу, побывавшему в чужих руках, соития в знак примирения происходили торопливо, виновато с обеих сторон. Огорелов, смущаясь, отмывал свой грех измены, она же чувствовала себя неуютно из-за того, что не может расслабиться. Принимая душ, долго потом не выходила – скрыть телесное неприятие мужа становилось все труднее.

А что делать с сердцем и душой, не знала. Тянуло к нему страшно, не хватало понимающего взгляда, ласковых слов и легких дружеских объятий, когда было муторно на душе из-за ссоры с начальством или стычки с подрастающим Шуркой. Она всегда звонила ему, где бы он ни был, настаивая на совместном решении конфликта с сыном. И хотя отцом он был так себе, мог одной фразой перенаправить ее мысли в позитивное русло, после чего ей становилось легко и радостно – оказывается, все так просто! А она себя накрутила… Благодарно целуя Огорелова в лысеющую макушку, с шумом втягивала запах – родной, знакомый. От этого кружило голову, слабел разум, руки сами по себе тянулись к пуговицам его рубашки. Голос мужа становился хриплым, дыхание временами замирало, отчего вместо слов вырывались всхлипы. Обхватывая талию, он резко усаживал ее на колени, свободной рукой помогая справиться с его одеждой. Снять с нее домашний балахон и отнести ее в спальню было делом пары минут. Или секунд, этого они уже не замечали…

И тут она почти впадала в ступор: прикасаясь к его коже, невольно отодвигалась, отбрасывала в сторону его руку, нагло осмелевшую в страсти. Включался вдруг рассудок, словно вспыхивала яркая лампочка, Нелли машинально подчинялась движениям мужа, не испытывая ни желания, ни даже легкого волнения.

Потом не могла дождаться, когда же он уйдет к своей… не важно, лишь бы из их общей некогда постели – вон.

Наконец наступил тот день, когда она твердо указала ему на выход, поблагодарив сухо за деньги для сына и полезный совет по его воспитанию. Пубертатный возраст Шурки прошел, хлопот с ним стало меньше, Огорелов стал приходить реже. Нелли решила, что теперь свободна…

Скорее угождая социуму, а не следуя своему желанию, она завела мужчинку. Именно завела, как комнатную собачку для того, чтобы было кого приласкать или пнуть – по обстоятельствам. Мужчинка был изгнан женой, детьми не обременен, из недвижимости имел комнату в коммуналке. Встречались редко, но на людях. Продемонстрировав «своего» (а внешностью тот обладал приятной) дружному бабскому рабочему коллективу, Нелли соглашалась провести с ним ночь в его квартире при условии, что сосед, водитель скорой, на дежурстве. Ночь казалась длинной, терпеть до утра сопение чужого мужика не хотелось, и она вызывала такси, давая щедро чаевые.