Очень самонадеянно оказалось считать, что я опустилась на самое дно. Потому что — вот ведь незадача! — пол под ногами внезапно разъехался и меня снова вышвырнуло в состояние свободного падения, ещё и ещё ниже.

Возможно, я действительно начала оседать куда-то вниз, стоило лишь на мгновение прикрыть потяжелевшие веки. Когда у меня получилось снова сфокусировать плывущий взгляд на нахмуренном (с той самой маленькой морщинкой между бровей, совсем как в моих фантазиях) лице Максима, он уже крепко держал меня за плечи и пару раз встряхнул, то ли не давая потерять сознание, то ли требуя ответа.

— Макс, здесь Ника, — шепнул ему на ухо откуда-то неожиданно появившийся Слава. Хотя, стой он всё это время вплотную к нам, я бы тоже вряд ли заметила.

— Да похуй, — злобно выплюнул Иванов, кажется, совершенно не успев осознать, что именно ему сказали. Он резко вырвал из моих рук стакан, покрутил им перед собой, разглядывая остатки жидкости светло-янтарного цвета, а потом, бросив на меня ещё один убивающе-яростный взгляд, допил всё залпом, даже не поморщившись. — Вроде чисто, — кивнул он застывшему в напряжении Славе, тут же облегчённо выдохнувшему.

— Полина, где Наташа? — нежным и наигранно ласковым голосом, каким обычно разговаривают с маленькими капризными детьми, спросил Чанухин, попытавшись легонько отодвинуть своего друга, мёртвой хваткой снова впившегося в мои плечи и сжимавшего их почти до боли. Но Максим и не думал отходить, лишь смерив его предостерегающим взглядом.

— Они пропали куда-то. С Яном.

— Как давно? — Иванов снова еле ощутимо встряхнул мои плечи, и только тогда до меня начало в полной мере доходить, что это не пьяный бред, не сон и не иллюзия, и он на самом деле стоит здесь, взвинченный до предела и… испуганный?

— Когда мне звонила Рита. Сразу после, — мне пришлось проглотить плотный ком подступающей к горлу тошноты, чтобы выпалить это и с нарастающей в груди тревогой наблюдать, как Макс и Чанухин многозначительно переглянулись. — Что происходит?

— Уже поздно. Пусть звонит её матери, — сказал Иванов и, пока Слава печатал что-то в телефоне, снова обратил всё своё внимание на меня. И это вовсе не доставляло удовольствия, потому что даже сквозь пелену пугающей расслабленности в теле я чувствовала, что он готов был убить меня прямо здесь, задушить своими огромными сильными ладонями или перерезать глотку острым взглядом опасно потемневших глаз. Ещё пара секунд, и из меня точно хлынет кровь, и красная лужа под ногами будет расти и расти, пока моё бледное, иссохшее и полностью обескровленное тело не упадёт замертво.

Низ живота свело от болезненного спазма, будто подтверждая казавшиеся абсурдными мысли. Месячные! Просто потрясающе, восхитительно, неописуемо охуенно будет залить сейчас джинсы собственной кровью и, может быть, ещё упасть в очередной обморок. А до конца этого ужасного дня целых четыре часа, которых вполне хватит для наступления на землю агрессивно настроенной армии пришельцев или внезапного зомби-апокалипсиса.

Максим быстро огляделся по сторонам и презрительно поморщился, заметив, как к нам стремительно приближалась Ника. Её сильно качало из стороны в сторону, в руках тлела сигарета, опасно прижимавшаяся к одежде при каждом показательно-демонстративном виляющем движении бёдрами, и я с ехидной радостью отметила, что не единственная здесь умудрилась напиться почти до бессознательного состояния.

— Уведи её, — он бесцеремонно подтолкнул меня к Славе, ловко принявшему моё обмякающее тело в тёплые объятия. Мне бы радоваться появлению своих спасителей, но изнутри начинала подниматься зародившаяся ещё утром обида и злость на всех, а особенно на эту надменную сволочь, не попытавшуюся проявить хоть каплю участия или сочувствия. Хотелось вырваться из рук Чанухина, очень заботливо поглаживающего меня по спине, и снова зарыдать, размазывать слёзы по щекам и кричать прямо в лицо Максиму, как сильно ненавижу за бесчувственность и холодность, презираю из-за высокомерных замашек и насколько отчаянно нуждаюсь сейчас именно в нём, хотя бы в нескольких секундах притворной нежности с его стороны.

Какое счастье, что мне хватило ума закусить губу и молчать, впрочем, при этом наотрез отказываясь сдвинуться с места и идти куда-либо без него, сопротивляясь аккуратным попыткам Славы утащить меня с собой.

Мне было необходимо увидеть, что будет дальше. Необходимо внаглую влезть в чужую жизнь и обеспечить всем ещё больше проблем, лишь бы утешить свой беснующийся эгоизм, вовсю подпитываемый алкоголем, хотя я уже понимала, что через несколько часов буду сгорать от стыда, вспоминая своё дурное поведение.

— Кого я здесь вижу! — протянула Ника слегка заплетающимся языком, очень кстати преградив нам со Славой дорогу.

— Можешь развидеть, — не глядя в её сторону, бросил через плечо Иванов, лицо которого стало абсолютно непроницаемым, как у каменного изваяния. Ему явно была неприятна эта встреча, и я почувствовала себя до невыносимого виноватой именно перед ним за то, что пошла на поводу у Наташи и у своей нелепой обиды и пришла сюда, за то, что до последнего молчала и не позвала на помощь раньше, за неадекватную и ничем не обоснованную ревность к чёртовой прекрасной Нике и даже за то, что сейчас, под его суровым взглядом, вяло отбрыкивалась от Чанухина и не сводила глаз именно с него, краснея и выдавая себя с потрохами.

— Полина, там Рита. Она ждёт тебя внизу, — пошёл ва-банк Слава, и я уже готова была поддаться очарованию его спокойного, мягкого тона, когда Максим ловко обогнул свою уже без сомнений бывшую девушку и снова возник прямо перед нами.

— Уходим отсюда, — кивнул он Чанухину и, уже дёрнувшись в сторону коридора, вдруг замешкался, сделал один резкий шаг назад, взял меня за запястье и потащил за собой, не оборачиваясь.

***

Я долго возилась с молнией на сапогах плохо слушающимися, окостеневшими и дрожащими от волнения пальцами, а в итоге, увидев издалека приближение кого-то смутно напоминавшего другого Максима, мгновенно выскочила из квартиры, так и не успев застегнуть куртку. Не желая позориться, уже в лифте просто защёлкнула идущие вторым рядом кнопки, понимая, что имею слишком мало шансов хотя бы с десятой попытки справиться с бегунком, как назло слишком маленьким и скользким.

Взгляд Иванова, полный немого укора, злости и отчего-то особенно задевающего меня разочарования, постоянно чувствовался на затылке, спине, плечах, своей тяжестью придавливая всё ниже к земле. Помимо этого, я до сих пор ощущала, как остервенело его пальцы сдавливали мою руку через тонкий рукав водолазки, пока он вёл меня на выход, — было не столько больно, сколько неприятно от яростного, грубого прикосновения, но всё равно необъяснимо хотелось вернуть его себе.

Что угодно, лишь бы не повисшее в кабине лифта молчание, когда ни один из нас не поднимал глаз, не желая видеть другого.

— Полина! С тобой всё нормально? — бросилась ко мне на шею Марго, стоило только выйти из подъезда. Её пушистые волосы щекотали лицо, и я с удивлением заметила лежащие в изгибе завитков уродливые, кривые снежинки.