На кухне громко засвистел чайник, и я, недолго думая, быстро закинула оставшуюся таблетку обратно на полку, закрыла шкаф и выскочила из комнаты, крепко прижимая к себе вещи Риты, как ни странно, пахнущие кондиционером для белья, а не сигаретным дымом.

Я проскользнула мимо суетящейся на кухне подруги сразу в душ, надеясь под струями горячей воды успокоиться и подумать обо всём. Но даже включив почти кипяток, я никак не смогла согреться и унять периодически проходящую по телу дрожь. Все мысли занимал Иванов, в глазах которого я умудрилась пасть ниже некуда, выставив себя неуравновешенной идиоткой-алкоголичкой, а ещё происходящее между Марго и Чанухиным. Мне на самом деле было плевать, чем они занимались наедине, а вот явный разлад в их обычном общении на фоне только что обнаруженного мной действительно пугал.

Позже мы с Анохиной уселись рядом на её кровати, выключив свет в комнате и оставив только тусклое мерцание экрана ноутбука, из которого тихо играла мелодичная, цепляющая за душу музыка. Она принесла свой любимый чай с нежным, сладковатым ароматом персика, и оставленное бабушкой домашнее печенье. Наши плечи соприкасались, но смотреть друг на друга совсем не хотелось, и я, кажется, догадывалась, отчего: просто у каждой из нас была своя собственная тайна, от которой хотелось протяжно выть от безысходности.

— Знаешь, Наташа просто очень настойчиво просила сохранить всё в тайне. Она боялась, что если ты узнаешь, то перестанешь с ней общаться, а без тебя, вдвоём, мы как-то совсем не справлялись… не могли нормально общаться, как раньше. Я обещала, что ничего тебе не расскажу, а теперь жалею, что так сглупила и подставила тебя. Максим уже несколько дней наседал на меня, требовал рассказать, а я… Не хотела всё портить.

— Всё из-за Яна, да? Я даже не представляла, что Ната может быть настолько одержима кем-то, — честно призналась я, склонив голову на хрупкое плечо Риты.

Казалось, ночь так плотно обхватывала нас своими тёмными, заснеженными объятиями, что можно было попытаться признаться во всём. Выговориться, выплакаться, выкричать из груди всю скопившуюся боль, не позволявшую нормально дышать. Только делать маленькие глотки густого воздуха, всхлипывать, задыхаться от сдерживаемых слёз отчаяния.

Какое пафосное слово — отчаяние. Почему за год безответной влюблённости в Романова мне никогда не было так плохо?

— Они с Яном познакомились ещё в раннем детстве. Как я поняла, он сын бывшего начальника её отца, и даже в нашу гимназию Наташу пристроили вслед за ним, повелись на восторженные отзывы друзей семьи. Я слышала о нём с первого же дня, как мы начали общаться, но лет в одиннадцать это стало похоже на настоящее помешательство. Первая влюблённость, чувства через край, возведение парня в ранг божества… У всех примерно так, и я не обращала особенного внимания, а зря, — Рита сделала глубокий вдох, собираясь то ли с мыслями, то ли с силами, чтобы продолжить: — А через год они начали встречаться. Несколько недель вместе, пару месяцев врозь, вроде тоже ничего особенного, просто возраст такой. Только он был старше, богатый и привлекательный, и пока они расходились, Ян встречался то с одной девчонкой, то с другой, а Наташа, она… загибалась. Я не могу подобрать другого подходящего под то время эпитета, потому что она действительно тухла и умирала прямо на глазах. Ты просто не видела её раньше, она всегда была такой пухленькой, с круглыми щёчками и весёлым взглядом, а за один год превратилась в измождённый скелет, апатичный ко всему происходящему вокруг.

— Наша Наташа? Пухленькая?

— Да, Поля. Я найду и покажу тебе наши старые фотографии. Уверена, ты и сама её не узнаешь, — грустно усмехнулась Анохина и сделала паузу, отправив в рот кусочек печенья. — А летом перед девятым классом всё резко изменилось. Вроде как у них с Яном наладились отношения, и я была так искренне рада за неё, что долго предпочитала не замечать странностей в её поведении. А когда они уж слишком стали бросаться в глаза, списывала всё на безумную любовь. Я тогда не знала других причин, почему может так стремительно меняться настроение, почему период неадекватного воодушевления сменяется на резкий упадок сил, когда она буквально засыпала сидя на уроках или тряслась, как в лихорадке, закрываясь в кабинке туалета. Они с Яном проводили всё свободное время вместе, ходили по тусовкам на квартирах таких же обеспеченных ребят, порой она пропадала где-то по несколько дней, ссылаясь на грипп, а я верила. Я хотела верить. Мы ведь с первого класса дружили, и мне не приходилось сомневаться, что о любых изменениях в своей жизни Ната непременно мне расскажет. Но не об этом. Об этом я не знала до последнего.

— Наркотики? — нерешительно выдохнула я, озвучивая догадку, пришедшую в голову ещё в тот момент, когда Колесова отдавала своему парню деньги. Тогда мне очень сильно захотелось откреститься от этой мысли и — вуаля! — получилось, но всего лишь на пару часов.

— Да. У них была своя компания, где это стало обычным делом. А потом одну из девчонок нашли в туалете гимназии с передозировкой. Скорая, реанимация… Её откачали, но, само собой, поползли слухи, начались разбирательства. Нескольких отчислили сразу, корректно назвав это переводом в другое учебное заведение. Нескольким позволили доучиться только до конца года. Остальным выдали дипломы и предпочли тут же забыть о них. Я знаю, что родители долго лечили Наташу, и она ещё в прошлом году постоянно посещала врачей. И мне казалось, что всё нормально, ведь она очень разумно рассуждала о том, что это всё путь в никуда, обещала, что никогда больше не коснётся этого, — Марго тяжело вздохнула и закрыла лицо ладонями, качая головой. — Знаешь, я очень виновата перед ней. Так много всего навалилось за последнее время, проще было отмахиваться от всех признаков того, что всё началось снова. Максим давно уже говорил, что с ней что-то не так, и он твердил нам о том, что Ян вернулся в Москву, а я… почему я не послушала?

— А откуда он знает обо всём? — Сердце замирало от страха и тревоги в ожидании ответа, и мне очень хотелось верить, что сейчас она развеет все самые страшные мои предположения. Ведь не мог же он, не мог…

— На одной параллели с Яном учился его брат, Артём. Когда ты пришла к нам, в гимназии ещё висели сделанные им фотографии. Очень талантливый парень, уже к окончанию школы успел получить несколько почётных наград в области фотографии, — она покосилась на меня, но я не могла припомнить никаких фотографий, да и не до них мне было в первые несколько месяцев на новом месте. Намного больше меня заботило, как влиться в коллектив, не провалиться по учебному плану и налюбоваться прелестной улыбкой Димы. — Тёма был всеобщим любимцем, даже все до единого учителя его обожали, не говоря об учениках. Общительный, приветливый, даже немного болтливый, он мог подсесть к любому за обедом и вести настолько непринуждённую беседу, будто собрался за одним столом с друзьями детства. Девчонки на него гроздьями вешались и, судя по слухам, он очень охотно этим пользовался. Но это… скорее сплетни, я не знаю, что было на самом деле. Они с Максимом были так похожи, что поначалу многие принимали их за близнецов. И ходили всегда и везде вместе, что в гимназии, что за её пределами. А Артём постоянно тусил вместе с Яном и Наташей, и он был одним из тех, кого должны были отчислить после всех разборок, но, говорят, отец Ивановых вмешался, и их не стали трогать.