Ульяна не отвела взгляда, когда Рэм расплатился, спрятал пакетик в карман и наконец-то на нее посмотрел.

– Что? – спросил он. – Слишком много исповедей для такого недолгого знакомства? Прости. С похмелья меня несет не меньше, чем с бухла. Больше не буду. – И, помолчав, продолжил: – Просто мне хочется, чтобы ты поняла: в жизни вообще много всякого говна – ни вычерпать его, ни пройти, не испачкавшись. Но это не значит, что ты обязана торчать в грязных клоповниках и оплакивать прошлую жизнь, пока не помрешь.

– Я просто боялась их смертей, поэтому и сбежала, – чуть слышно выдохнула Уля, едва шевеля онемевшими губами.

– Знаю. Но сейчас ты научилась этим управлять. – Рэм улыбнулся. – Ведь правда, научилась. У тебя есть еще целый месяц на жизнь, успей сделать хоть что-нибудь толковое.

Вагон дернулся и остановился. Пора было выходить, но Уля не чувствовала ног. Сказанное больно ударило ее, пригвоздило к истертому сиденью стыдом и болезненным пониманием – Рэм прав. И в том, что последние годы она тонула в пустых сожалениях, и в том, что времени осталось всего ничего. Месяц. Один-единственный месяц. Пока не закончится игра. Только богу известно, что будет после. Если бог, конечно, имеет здесь хоть какую-то власть.

– Пойдем. – Рэм склонился над Улей, протягивая ладонь. – Вечно ты так… слишком много думаешь, сидя на месте. А иногда нужно просто идти дальше. Особенно если твой поезд остановился на конечной.

Город встретил их промозглым ветром, начал накрапывать привычный меленький дождь. Уля запнулась, спрыгивая с лестницы, Рэм подхватил ее и положил на плечо тяжелую руку. Так они и пошли. Молчаливые, нахохлившиеся, словно два воробья на проводах. Рассеянный желтый свет фонарей вытягивал их тени, сливая силуэты в один – многорукий, похожий на чудище из детской сказки, – и он скользил впереди, чуть обгоняя идущих.

В первый раз Уле не хотелось, чтобы дорога от станции к дому заканчивалась. Этот долгий странный день ставил точку на всей ее прошлой жизни, давая отсчет лунному месяцу игры. И отчего-то Ульяна знала: Рэм не пойдет с ней дальше. Он останется по эту сторону. Мрачно курить, согревая ободранные пальцы, ежиться, втягивать голову в плечи и кривить губы горькой усмешкой.

И пока они шли по двору к подъезду, и пока поднимались по лестнице, звенели ключом в замке и проходили в пустой сонный коридор, она все ждала, что сейчас Рэм исчезнет, растворится в тишине, будто его и не было.

Они замерли в паре шагов друг от друга, не зная, как разойтись, что сказать, но и не в силах вымолчать рвущееся наружу. Рэм мял в пальцах сигарету, не решаясь закурить, и смотрел в сторону, где слабый свет молодой луны пробивался через открытую дверь кухни. Наконец он поднял на Улю глаза. В сумрачном свете они налились плотной, осязаемой тьмой. Горькой, как полынь, как невысказанное прощание.

– Ну. До встречи, да?

– Да, Ром… – Слова царапали горло. – До встречи.

Выговорить что-то еще было невозможно. Уля зажмурилась, лишь бы не видеть, как Рэм сейчас развернется, сделает два шага к своей двери и захлопнет ее. А завтра его, конечно, здесь не окажется. И все обернется сном, полынным туманом из-за стены.

Послышался шорох, потом шаги. Уля судорожно глотнула воздух – вместо привычной пыли коридора в нос ударила дымная горечь и запах живого горячего тела. Не открывая глаз, Уля подалась вперед, но Рэм нашел ее первым. Его жадные сухие губы, еще вчера так яростно, до синяков впивавшиеся в Улину шею, стали вдруг робкими. Словно Рэм и не знал, как это – целовать кого-то, задыхаясь от щемящей нежности, а не от голода и страха оказаться одному.

Уля провела ладонью по его колючей щеке, позволяя миру терять свои очертания, уходить плавной дугой, забирать с собой все лишние мысли. Тьма сгустилась вокруг – в ней утонули и замызганный коридор, и дверь, которая больно впилась Уле в спину. Остались лишь горячее дыхание и губы Рэма – нежные, упоительно горькие – это сама полынь целовала ее сейчас, притягивая к себе и сводя с ума.

Когда зазвонил телефон, Уля почти уже поверила, что глупые предчувствия ее обманули. Она все никак не могла оторваться на один-единственный миг, чтобы отпереть дверь, ввалиться в комнату, расстегивая на ходу ставшую тесной куртку, чтобы наконец перестать балансировать на грани сознания и шагнуть туда, в сладостную тьму, крепко прижимаясь губами к Рэму.

Но телефон звонил. В самом деле звонил. Надрывно, мерзко, увеличивая громкость каждой новой трели. Рэм отшатнулся. В темноте блеснули его расширенные зрачки. Он медленно засунул руку в карман, достал телефон и, не взглянув на экран, поднес его к уху.

Из динамика не раздалось ни звука – только тишина, нарушенная было звонком, снова обволокла их. Уля с трудом перевела дух. В сумраке коридора разглядеть выражение лица Рэма не получалось, но она отчетливо услышала, как прервалось его тяжелое дыхание.

Каким-то новым, не умевшим ошибаться чутьем Ульяна поняла, что звонит кто-то чужой, кто-то смертельно опасный. Может быть, не сам Гус, но соизмеримый ему. Тот, кто наблюдал за ними все это время.

Между лопатками заструился холодный пот. Пульс оглушающе бился в ушах. Мерзкая дурнота, отступившая было, поднималась к горлу. Рэм продолжал стоять, прижимая к уху немой телефон. Через силу, будто рассекая плотную воду, Уля потянулась к нему ладонью.

– Рэм… – Сиплый шепот неожиданно громко разнесся по коридору.

Парень вздрогнул всем телом, приходя в себя. Он медленно опустил руку, в которой сжимал трубку. Теперь Уля видела, каким мертвецки бледным стало его лицо. Рэм тяжело сглотнул, засунул телефон в карман и попятился, словно боясь поворачиваться спиной.

– Рома, – повторила Уля, не чувствуя, как слезы начинают течь по щекам. – Рома, пожалуйста…

– Мне нужно идти… – Чужой скрипучий голос заставил ее сдавленно вскрикнуть от ужаса.

Звякнули ключи. Рэм проскользнул в приоткрывшуюся дверь. Воцарилась тишина.

Уля всхлипнула, прижав к лицу сжатые ладони, и медленно сползла по стене. Из кухонного окна на пол лился холодный свет молодой луны.

В жизни каждого есть номера, которые нет смысла записывать в адресную книжку или забивать в телефон. Они и так отпечатаны в памяти и вспыхивают неоновой вывеской перед глазами, стоит лишь вспомнить о человеке. По ним скользит палец, как только дисплей зажигается окном набора. Те самые цифры, что без запинки продиктуешь на одном дыхании, разбуди тебя на рассвете.

Номера SOS. Мамы, отца, учителя йоги, того, кто засыпает с тобой под одним одеялом, надоедливого соседа сверху. Каждому свое.

Для Ульяны номер Вилки был именно таким. Одиннадцать цифр, в последовательности которых не ошибиться. Сколько раз она звонила? Сколько дозвонов кидала, сколько СМС? Не задумываясь, не медля, просто потому что голос подруги был тем самым голосом, способным поддержать, рассмешить, вселить беззаботную уверенность в простое и понятное «все будет хорошо».