Вилка что-то щебетала, рассказывая о свадьбе, Владе, маме и поездке на теплое море, но Ульяна ее почти не слушала. Сладкая кофейная горечь на ее языке мешалась с горечью полынной.

Ноутбук загудел особенно жалобно и завис. Уля чертыхнулась под нос, подергала мышку и откинулась на спинку дивана. Компьютер давно уже работал на последнем издыхании, как старый курильщик, поднимающийся на двенадцатый этаж без лифта. Пора было выбросить эту железяку в потертом сером корпусе на помойку. Купленный в надежде, что затворничество может приносить какие-то средства к существованию, если работать удаленно, ноутбук не сумел окупить даже свое приобретение.

Но сейчас его помощь была просто необходима. Как отыскать нужного ей Глеба Ямского, Уля представляла вполне отчетливо. Такие, как он, не пытаются скрыть свою личность, не забиваются в угол, обрывая все контакты. Нет. Дефицит внимания, подростковая жажда стать особенным, популярным, не таким, как все, толкают человека на глупые поступки. Или опасные. Чаще всего опасные.

Красивый, тонкий, лишенный юношеских проблем с кожей, этот самый Глеб стоял перед Улиными глазами, нахально скалясь в камеру. Он ждал от своих почитателей признания. Сто тысяч просмотров от ста тысяч мертвецов. Аристократические черты в памяти Ули сменились кривой ухмылкой Рэма. Еще немного, и она почуяла бы табачный дым, и хриплый голос прошептал бы в самое ухо: «Они все уже мертвы. Сто тысяч золотых рыбок». Но рядом никого не было. Рэм исчез, не оставив ни записки, ни подсказки, как его отыскать. И Уля удивлялась собственному безразличию.

Ей не было обидно, пусть и проведенная вместе ночь обязывала хотя бы попрощаться. Ей не было страшно за него, а беззвучный разговор по телефону, приведший Рэма в такой ужас, теперь вызывал лишь слабый интерес. Даже встреча с Вилкой отошла на второй план, куда-то далеко, за полынную пелену.

Как только туман в кафе рассеялся, а голову перестало кружить, Уля спешно попрощалась с щебечущей Вилкой, пообещав обязательно позвонить ей на неделе. Разочарование в глазах подруги, ее обиженно сморщенный нос, то, как она куталась в платок, пока Ульяна натягивала на себя куртку и отыскивала в карманах мелочь, чтобы заплатить за кофе, – все это не произвело на Улю никакого впечатления. В ушах стучала кровь, пульсу вторил голос из ролика.

«Подписывайтесь на мой канал, ставьте лайки, когда я наберу больше ста тысяч просмотров этого видео…» – говорил с экрана Глеб, и если бы Уля могла, то начала бы молиться, чтобы мальчик не ринулся снимать новый сюжет до того момента, пока она не отыщет его в Сети и не поймет, как перехватить в реальном мире.

Проносившиеся мимо электрички теперь вызывали в ней сладостное предвкушение. Невыполнимая задача по поиску трех вещиц для Гуса вдруг оказалась вполне себе выполнимой. Всего-то нужно было научиться контролировать свои умения, не бояться их. Смотреть во тьму. И радостная злость теперь плескалась в Уле вместо страха.

«Когда ты злишься, у тебя больше шансов выжить, – говорил Рэм. – Страх загоняет тебя в тупик».

– Предвкушать полынь, а не бояться… – шептала Уля, взбегая по грязным ступеням подъезда. – Все так и есть.

Переступив порог, Ульяна сразу же споткнулась о раскиданные у входа тюки. Оксана копалась у большого шкафа, который вновь загородил собой проход в комнату Рэма. В сердце что-то кольнуло – чуть ощутимо, издалека. Больно больше не было. Злая, колючая энергия мешалась с кровью и текла по жилам. Когда Уля обошла очередной пакет с пакетами, Оксана услышала ее шаги и разогнулась. По красному отекшему лицу щедро расползались белые пятна.

«Сердечная недостаточность, – равнодушно подумала Ульяна, отвечая на приветственный кивок соседки. – Еще один мертвяк».

И сама испугалась своей жестокости. Ровно на одну секунду, пока ключ поворачивался в замке. В комнату она вошла, уже не вспоминая об Оксане. Все мысли занимал спящий мертвым сном ноутбук, покрытый слоем пыли.

Теперь оживленный правдами и неправдами компьютер шумел, стоя на столике у дивана, а Ульяна нетерпеливо выстукивала пальцами раздраженную дробь. Скорее, еще скорее, так быстро, как только могут отмирающие микросхемы в теле еще одного – неживого – мертвеца. Может быть, в этот самый момент Глеб Ямской уже забирался на крышу, схватившись рукой в прорезиненной перчатке за скобу вагона. Может, он уже потянулся поправить ремешки на лбу. Может, вагон уже дернулся на переезде. Может, Глеб уже рухнул вниз, ломая тонкий мальчишеский хребет, а камеру подхватили загребущие лапищи полицейского и поместили ее в прозрачный пакет с биркой «Вещдок». И тогда первая вещица ускользнет от Ули без возврата.

Она скрипнула зубами. Экран наконец моргнул, выдавая целый список видео, найденных по запросу «глеб ямской зацепинг видео».

Первая же ссылка вела на личную страничку. Фото на главной – смазанное, черно-белое – силилось скрыть природную красоту запечатленного, но выходило плохо. Мальчик был похож на фарфоровую куклу. Тонкими пальцами он прижимал к лицу черную ткань, кажется, шарф, который лишь подчеркивал его острые скулы и восточный разрез глаз.

– И чего тебе дома не сидится? – спросила Уля, пролистывая многочисленные фото на стене.

Спокойствием и прилежностью Глеб точно не отличался. Фоном для его отчаянно храбрящегося лица то и дело служили крыши высоток, заброшенные дома, территории строек и заводов. Но своим новым чутьем даже через экран монитора Уля ощущала страх. Не нужно было заглядывать во тьму, чтобы понять: Глеб боялся каждого трюка, совершенного на потеху подписчикам. Но все равно раз за разом залезал туда, куда не следует. Чтобы сердечек у фотографии набралось на пару сотен больше, чем у предыдущей.

Уля листала записи, нетерпеливо шурша колесиком мыши. Она искала зацепки. Последнее фото, опубликованное всего пару часов назад, доказывало, что Глеб еще жив. Но как найти его в огромной столице? Слишком широким был охват опасных прогулок. Слишком непредсказуемо передвигался он в поисках острых ощущений и признания невидимых наблюдателей.

Когда среди потока снимков очередной покоренной верхотуры с экрана на нее посмотрела еще молодая, но очень утомленная женщина, Уля пролистнула и ее, но потом замерла и медленно вернулась наверх. Опубликованной записи было три месяца.

Короткая подпись: «С днем рождения, ма!». Ни смайлика, ни хештега. Только фото, где тонкие материнские руки прижимают к себе чуть смущенного, но улыбающегося Глеба. Даже на семейном снимке было видно, как тревожится она за своего непутевого сына, с которым была очень похожа, – восточная красота, смоляные волосы, тонкие черты, фарфоровая кожа. И скованная нежность в легких прикосновениях.

Что почувствует эта женщина, когда официальный голос в трубке скажет ей, что Глеба больше нет? Горе? Вину? Непонимание? Недоверие? Что? Боль от хрустящих в жерновах смерти костей. Треск разрываемой пополам жизни. До и после. Уля знала это отчетливо, она уже однажды это пережила.

И вот теперь, может, сегодня, может, через неделю, эта женщина, мигом омертвевшая, сползет по стене. И будет выть, скребя пальцами по полу. Раскачиваться, причитать, моля сердце остановиться. И не получит этого избавления. Человек способен выдержать куда больше боли, чем нужно, чтобы сойти с ума.