И, не слушая возражений, решительно пошла в сторону кухни.

– Кажется, мы в заложниках, – протянул Рэм, рухнув на диван. – Ты как?

Уля на секунду замерла, прислушиваясь к себе.

– Ты знаешь, на удивление хорошо.

– Вот и здорово. – Он дернулся, словно хотел придвинуться поближе, но все-таки остался на месте. – Тебе не помешает передышка.

Во дворе что-то крикнула Сойка, собаки ответили оглушительным лаем, Рэм вздохнул и поднялся на ноги.

– Пойду помогать, а ты отдыхай.

В его глазах, при солнечном свете мерцавших янтарем, читалась неуместная сейчас тревога. Казалось, он постоянно хочет сказать что-то еще, но не дает себе волю. Ульяна вопросительно посмотрела на него снизу вверх, тихонько погружаясь в мягкий плен подушек.

– Иди, со мной все в порядке. Я пока не хочу на улицу, только согрелась.

Рэм кивнул, но не шелохнулся.

– Что? – Уля сонно улыбнулась, ее совсем разморило в тепле.

Рэм наклонился и осторожно прикоснулся губами к Улиной щеке. От него пахло осенью, табаком и чем-то сладким, похожим на исходящее паром горячее вино. Один бесконечный миг он стоял так, неудобно склонившись и царапая ее кожу щетиной. Неловкий, испуганный, давно забывший, как это – быть рядом с кем-то без пьяного морока, осознанно принимая решение этого «быть».

– Спасибо тебе… За вчера, – хрипло проговорил он. – И за сегодня тоже.

Ульяна не успела ответить, чувствуя лишь, как сердце замерло и подпрыгнуло в груди, а Рэм уже шагнул к двери и вышел наружу.

Из кухни доносились упоительные запахи жареного мяса, комната тонула в уютной тишине дома, где все идет своим чередом. Уля откинулась на подушки и закрыла глаза. Где бы сейчас ни цвела полынь, как бы стремительно ни начинался месяц игры, какие бы тайны ни прятались в настороженных глазах Рэма, все это ушло далеко-далеко. За границы дня без полыни и смерти.

А если представить, что этот день бесконечен, то можно было просто тонуть в мягкой обивке подушек, храня на щеке колкий поцелуй сухих губ. Для счастья, нежданного, а оттого всеобъемлющего, больше ничего нужно и не было.

– Ну-ка, бери, кто тебя еще накормит? – Варя решительно переложила на Улину тарелку пухлую котлету с божественной корочкой. – Вот ее точно надо съесть… и салат. Тут две ложки осталось, давай, а?

– О нет, я правда больше не могу… – Уля сдавленно охнула, откидываясь на спинку дивана.

Они сидели за столом, ни на секунду не переставая жевать, подкладывать добавки и облизывать пальцы от наслаждения. Стряпня – простая, домашняя, наполненная любовью и заботой – таяла во рту. И как только Ульяне казалось, что больше ни кусочка не поместится в ее раздувшийся живот, Варя приносила из кухни новую тарелку с пирожками и политой маслом, светящейся изнутри вареной картошкой, или целую кастрюльку горячих котлет, пахнувших так вкусно, что Уля стонала, но тянулась за добавкой.

Когда Варя положила Рэму оставшуюся горку салата, тот решительно поднялся на ноги.

– Ой, нет, старушка, я все. Выключай свой синдром бабушки, ты нас накормила, перекормила, выкормила… Хочешь, можно и на убой. – Он покосился на сидевшую с краю Сойку. – Покурим?

Та молча кивнула в сторону Вари, продолжая елозить вилкой по недоеденному кусочку, – Уле показалось, что Сойка так ничего и не съела, только пила томатный сок из высокого бокала да поглядывала на всех, рассеянно улыбаясь шуткам.

– Совсем она тебя захомутала, а я говорил: хорошее дело браком не назовут. – И вышел за дверь, закуривая на ходу.

Уля притихла, поглядывая на раскрасневшуюся от готовки Варю. Та почувствовала взгляд и улыбнулась.

– Ромка тебе не говорил, что ли? – Она подняла правую руку и потрясла ею в воздухе. Кольцо сверкнуло на солнце, которое щедро лилось из окон. – Неофициально, конечно, сама понимаешь, но все-таки.

– Ой, – смущенно проговорила Уля. За годы побега от жизни она успела отвыкнуть от пар вообще и таких в частности. – Это здорово! Я вас поздравляю! – нашлась она наконец.

Сойка хмыкнула, отодвигая от себя нетронутую тарелку.

– Ромка – дитя леса, все пускает на самотек, даже не познакомил нас как следует. – И подняла на Улю почти прозрачные, светло-голубые глаза, отличавшиеся от Вариных, как воды горной речки от спокойной глади лесного озера. – Значит, вы соседи, да?

– Представляешь, я подумала, что Уля… та девушка, – громким шепотом сказала Варя и встала, чтобы собрать тарелки.

– Да перестань, привел бы он ее, как же. – Сойка презрительно хмыкнула, помогая соорудить башню из грязной посуды. – Ну и как он живет, наш чудо-мальчик?

Уля принялась было сметать все недоеденные кусочки в одну кучку, но замерла от этого вопроса. Что ответить им, волнующимся за Рэма? Что сам он успел рассказать о своей жизни, такой неуместной в этих стенах? И что теперь говорить Ульяне? Какую ложь топить в лужице правды, лишь бы она прозвучала правдоподобнее?

– Ну, мы живем в неплохой коммуналке, в общем-то. Дешево, но чистенько. Кроме нас – еще две женщины, одна с ребенком. Постоянно что-то моет, – проговорила Уля, старательно улыбаясь.

– Звучит хорошо. – Сойка подхватила башенку тарелок и направилась к кухне, напоследок успев бросить на Улю напряженный взгляд. – А кроме житья в общей коммуналке чем вы занимаетесь?

Валя за стеной уже включила воду и загремела посудой. Разговор она точно не слышала. Уля аккуратно поставила на стол еще одну кружку и выпрямилась.

– Я работаю в страховой фирме. – Это был первый раз за дни после встречи с Гусом, когда Уля вспомнила об офисе. – А Рэм… Лучше тебе спросить у него самого. Мы знакомы неделю, я не люблю выпытывать, а он не слишком разговорчивый.

Сойка смотрела на нее испытующе, будто пронизывая холодной водой.

– Не слишком близки, значит, ну ладно. – Она пожала острыми плечами под мешковатой толстовкой и скрылась за дверью кухни.

Уля судорожно выдохнула. В Сойке не было ни грамма той очаровательной мягкости, которая щедро лилась от каждого жеста Вари. Она вся была мерзлый поток, стремительный и цепкий. И в чем-то подозревала Улю. В чем-то нехорошем, опасном, даже постыдном. Это было видно по презрительно поджатым губам и по взгляду – так не смотрят на новую знакомую, которую привел в гости старый друг. Не будь на худом пальце Сойки кольца, Уля посчитала бы, что та ревнует.

Входная дверь, скрипнув, открылась, впуская в комнату свежий запах леса и горьковатый – сигаретного дыма. Рэм скользнул в комнату и широко улыбнулся.

– Ну что, Варька заставила тебя все доесть? Она может… – Но, увидев выражение ее лица, замолчал. – Что? – спросил он, подходя ближе. – Полынь?

Уля помотала головой.

– Нет, все в порядке… Когда мы поедем домой? – Ей вдруг стало неуютно в комнате, которая еще четверть часа назад казалась самым лучшим местом на земле.