– Не можешь, – отрезал синеглазый. – В том-то и дело, что, если бы тебя можно было использовать, мы бы давно так и сделали. Но княгиня Гизела убита ножом крестоносца, ты бежала из подземелья с крестоносцем, и всем известно, что крестоносцы тебя укрывают. Твои показания ничего не стоят. Достаточно будет епископу Флориану обвинить тебя в том, что ты любовница одного из наших, и никто уже не прислушается к твоим словам.

– Одного из ваших? – подпрыгнула Мадленка. – Кого же?

– Да вот хотя бы меня.

– Тебя? – ужаснулась Мадленка. – С какой стати?

– А я чем плох, спрашивается? – осведомился рыцарь, но глаза его смеялись.

Мадленка прикусила язык. Ее представления об отношениях между мужчиной и женщиной были чисто умозрительными, поэтому благоразумнее было избегать дискуссий на данную тему – особенно с красавцем Боэмундом, который наверняка был более ее осведомлен в сей деликатной части человеческой жизни. Правда, Мадленка знала, что он, в отличие от прочих рыцарей, на «исповеди» не ходит, но трудно было себе представить, чтобы такой мужчина да с такими глазами долго оставался невостребованным.

– Или назовут Филибера, – добавил рыцарь, – ты ведь как-никак помогла ему бежать из плена. – Мадленка наморщила нос, думая про себя, что если уж ее имя обязательно чернить, то пускай лучше его связывают с Боэмундом. – Людей ведь не интересует правда, им подавай правдоподобное. А если начнутся такие слухи, то тебе уже не выйти замуж.

– Да ну, еще чего, замуж выходить, – проворчала Мадленка. – Какая из меня жена?

– А-а, – протянул рыцарь. – Ты что, порченая?

– Почему порченая? – обиделась Мадленка. – Просто…

– Просто – что?

– Ну, – начала Мадленка несмело, – сватался ко мне один парень из соседнего поместья…

Она умолкла, не веря собственным ушам. Неужели она, Мадленка Соболевская, вот так запросто сидит в твердыне крестоносцев, грозном Мальборке, и мало того – с одним из самых знаменитых рыцарей говорит о том, почему ее до сих пор никто не взял замуж? Удивительные, однако, вещи случаются в жизни!

– И что? – спросил синеглазый без особого энтузиазма.

– Да ничего. Приданое он запросил большое, и отец ему отказал. – Мадленка обидчиво вытянула губы трубочкой. – Потом, когда мне исполнилось четырнадцать, посватался еще один, но он мне не нравился, и я рада была, что он от меня отказался.

– Чем же ты ему не угодила? – задал вопрос крестоносец, зевая. Видимо, скучая от обилия ее семейных подробностей.

– Он решил, что я слишком тощая, и поэтому у меня детей не будет, – буркнула Мадленка. Потом вздохнула. – Нет, я не хочу замуж. Хочу быть оруженосцем, – добавила она с вызовом, метнув на Боэмунда лукавый взгляд.

– Вряд ли у тебя получится, – спокойно возразил рыцарь.

– Ага, ты сейчас так говоришь! – вскинулась Мадленка. – Забыл, как я тебя уложила? Раз, два, три! – Она повторила воображаемым мечом все движения, которые делала тогда.

Боэмунд усмехнулся и покачал головой.

– Хороший прием, но теперь я его знаю и повторять его на мне не советую, иначе…

– Что – иначе? – бесстрашно спросила Мадленка.

– Иначе глотку перережу, – сказал рыцарь так, будто речь шла о самом для него обычном деле.

– Не везет мне с тобой, право слово, – сказала Мадленка обиженно. – То ты меня вздернуть обещаешь, то глотку перерезать грозишься. Я вот только одного понять не могу… – Она смущенно почесала нос. – Чем я себя выдала? Или ты колдун, который сквозь одежды и сквозь стены все видит?

– Нет, – сказал Боэмунд, усмехнувшись, – насчет такого колдовства ты лучше к Филиберу обращайся, он у нас мастер по проникновению сквозь дамскую одежду.

Мадленка надулась.

– Еще тогда, – продолжал рыцарь, – когда ты так подробно рассказывала великому комтуру про аксамитовое платье, я заподозрил неладное. Мужчина никогда не придает такого значения одежде, как женщина.

– И что, ты десять дней ждал, чтобы проверить свои подозрения? – проворчала Мадленка. – Что-то мне не верится.

– Ты во сне разговариваешь, – вдруг сообщил крестоносец, испытующе глядя на нее. – Очень дурная привычка.

– Я? – всполошилась Мадленка. – Как? Когда? Что я сказала?

– Ты сказала, – крестоносец улыбнулся и заговорил по-польски: – «Не убивайте Михала, оставьте его, не смейте его трогать!» Поэтому я и решил, что ты можешь быть кем угодно, только не Михалом. А когда я вдобавок вспомнил, как ты оплакивала то синее платье…

– Понятно, – сокрушенно молвила Мадленка и неожиданно завопила: – Ты слышал, как я разговариваю во сне? Но я сплю в этой комнате, и дверь всегда заперта!

– Дело в том, – Боэмунд фон Мейссен озорно ухмыльнулся, – что все-таки я колдун. Прохожу сквозь стены, и никакие запоры мне нипочем.

– А, – протянула Мадленка. – Правду, значит, говорят, что крестоносцы чернокнижники хоть куда и…

– Ладно, хватит про всякие пустяки болтать, – перебил ее фон Мейсен. – Нам надо решить, что с тобой делать.

– Ничего, – мрачно сказала Мадленка. – Разве не так? Ты сам сказал, что помочь я вам не могу, но вот навредить – вполне. Мне кажется, поэтому вы должны удержать меня здесь.

– Ты не можешь находиться в Мальборке, – твердо заявил крестоносец. – Ты девушка, и тебе здесь не место. Рано или поздно кто-то что-то заметит, и поднимется большой переполох.

– Так куда же мне деться?

– Я уже думал об этом. Тебе надо вернуться домой.

Мадленка и сама так считала, но услышать подобное из уст крестоносца было для нее полной неожиданностью. А тот продолжал:

– Ты вернешься домой, расскажешь родителям вкратце, что с тобой произошло, и уговоришь их ради твоей безопасности послать тебя на время в какой-нибудь отдаленный монастырь. Лучше всего – в Кракове или его окрестностях.

– Но я не хочу… – начала Мадленка.

– Чем дальше ты будешь от Каменок и от князя Диковского, на чьих землях безнаказанно убивают людей, тем лучше. Отсидишься в монастыре год или два, а потом либо выйдешь замуж, либо вернешься домой, там уж твое дело. И запомни: ты никогда не видела князя Диковского. Ты ничего не знаешь о Михале Каменском, ты никогда не встречала меня и ничего не помнишь о том, кто напал на ваш караван. Тебе ничего не известно, понятно? Не упоминай ни о стрелах с четками, ни о Филибере, ни о ком. Ты долго бродила по лесам, пока тебя не подобрали сердобольные купцы и не привезли домой. Ни слова обо всем, что было на самом деле, иначе с тобой разделаются точно так же, как разделались с настоятельницей Евлалией, хоть она и доводилась родственницей покойной королеве, и с княгиней Гизелой, чей род ведется от Карла Великого. Понятно?

Мадленка мучилась сомнениями. Все, что говорил крестоносец, выглядело в высшей степени разумно. И вообще, с ней давно так никто не разговаривал – спокойно и взвешенно, но она все равно была недовольна. Наверное, в словах Боэмунда было слишком много рассудочного. Мадленка предпочла бы, чтобы их беседа была хоть капельку окрашена эмоциями. Почему, например, он не скажет ей откровенно, что он о ней думает? Она вздохнула и заерзала на месте.