В толпе бегущих сначала робко, а затем все увереннее зазвучали громкие возгласы:

— Стой! Куда бежишь? Назад!..

— Не видишь? Генералы стоят. Назад!

Бойцы вернулись в свои окопы и дружным огнем вынудили противника снова залечь. Константин Константинович по этому поводу говорил: «Я не сторонник напускной бравады и рисовки. Эти качества не отвечают правилам поведения командира, но порою необходимо встать выше правил».

Захватив Ярцево, соединения 3-й немецкой танковой группы стремились продвинуться по шоссе к Вязьме и одновременно развить наступление на юг к Ельне, в которую ворвались части 2-й танковой группы. Группа Рокоссовского получила приказ командующего фронтом на наступление. В условиях безраздельного господства вражеской авиации группа имеющимися силами сумела овладеть Ярцевом, но дальше наступать не смогла. В течение нескольких дней она отражала ожесточенные атаки танковых частей противника. 27 июля Тимошенко доносил в Ставку: «Ярцево твердо удерживается Рокоссовским».

На следующий день командующий группой сумел организовать контрудар, в отражение которого втянулись все части и соединения 3-й танковой группы Гота. 1 августа одновременным ударом группы войск Рокоссовского с востока и частей 16-й и 20-й армий с запада фронт окружения советских войск в районе Смоленска был прорван. Начались бои по обеспечению вывода этих войск из окружения.

Это был крупный успех. Гитлер — впервые во второй мировой войне (!) — был вынужден отдать группе армий «Центр» приказ о переходе к обороне. И хотя обстановка в районе Смоленска продолжала оставаться сложной, стало ясно, что, как справедливо заметил Рокоссовский в книге своих мемуаров, «гитлеровский план «молниеносной войны» затрещал».

После выхода наших войск из окружения группа Рокоссовского вошла в состав 16-й армии, а сам Константин Константинович был назначен ее командующим. Армия занимала оборону на 50-километровом фронте, перехватывая магистраль Смоленск-Вязьма. Все попытки противника прорвать оборону были пресечены, и на некоторое время он перешел к обороне.

Именно в ходе этих августовско-сентябрьских боев сложился коллектив руководителей, которые прошли с Рокоссовским всю войну, кочуя с ним из армии в армию, а потом с фронта на фронт, — начальник штаба М. С. Малинин, начальник артиллерии В. И. Казаков, начальник бронетанковых и механизированных войск Г. Н. Орел. Секрет складывания такого дружного, стабильного и работоспособного коллектива раскрыл сам Константин Константинович: «Мы старались создать благоприятную рабочую атмосферу, исключающую отношения, построенные по правилу «как прикажете», исключающую ощущение скованности, когда люди опасаются высказать суждение, отличное от суждения старшего».

Относительное затишье на фронте нарушилось с рассветом 2 октября: противник нанес сильный удар на центральном участке обороны 16-й армии. Его здесь ожидали, поэтому враг был отброшен с большими для него потерями. Казалось, ситуация контролировалась, из штаба фронта тоже никаких тревожных сигналов не поступало.

«А между тем, — вспоминал маршал, — гроза надвигалась. Вскоре она разразилась при обстоятельствах абсолютно неожиданных». Как выяснилось позднее, 2 октября немецко-фашистское командование начало наступление на Москву, и потому удар по 16-й армии не был ни случайным, ни единственным на вяземском направлении.

Вечером 5 октября командующий Западным фронтом генерал И. С. Конев приказал Рокоссовскому передать участок фронта с войсками командующему 19-й армией, а самому со штабом прибыть в Вязьму, принять пять стрелковых дивизий и организовать контрудар в направлении Юхнова. Однако обстановка менялась стремительно: в Вязьме никаких войск не было, а штаб 16-й армии чуть сам не попал в лапы гитлеровцев. В течение нескольких суток командующий вместе со штабом и присоединившимися в пути частями шли с боями по вражеским тылам, но все-таки пробились из окружения.

В районе Можайска Рокоссовский получил от нового командующего Западным фронтом генерала армии Жукова приказ, подчинив себе все войска, какие удастся обнаружить на месте, организовать оборону столицы на волоколамском направлении в полосе от Московского моря на севере до Рузы на юге. События развивались стремительно: 14 октября Константин Константинович прибыл в Волоколамск, а уже 16 октября враг нанес удар по левому флангу обороны армии.

Подчиненные Рокоссовскому войска надежно перекрыли Ленинградское и Волоколамское шоссе, по которым противник прежде всего стремился прорваться к Москве. В течение двух недель армия сдерживала значительно превосходившие силы врага. Командарм-16 создал на наиболее угрожаемых участках прочные противотанковые и артиллерийские очаги обороны, вынуждавшие врага прорывать все новые и новые позиции, применял имевшиеся у него танки не только против пехоты противника, но и сосредоточенно, для борьбы с вражескими танками. Оба шоссе и танкоопасные направления между дорогами были заминированы, были также взорваны шлюзы Истринского водохранилища, что сильно замедлило продвижение танковой группы врага. Именно в составе 16-й армии покрыли себя неувядаемой славой воины стрелковых дивизий: 316-й генерала И. В. Панфилова и 78-й — полковника А. П. Белобородова, танкисты генерала М. Е. Катукова, кавалеристы генералов Л. М. Доватора и И. А. Плиева.

Правда, 27 октября под ударом многократно превосходящих сил врага, применившего 125 танков, пришлось оставить Волоколамск, но войска отошли на заранее подготовленный рубеж, по-прежнему перекрывая путь к нашей столице.

На следующий день произошел эпизод, вызвавший крайнее возмущение Рокоссовского. В штаб армии прибыл Жуков во главе специальной комиссии для расследования обстоятельств сдачи города. Константин Константинович был убежден, что никакой необходимости в подобном разбирательстве и «примерном» наказании виновных нет, и потому подчиненных в обиду не дал.

Надо сказать, что во время битвы под Москвой служебные отношения между двумя полководцами складывались уже иначе, чем раньше. Рокоссовский объяснял это так: «Главное, видимо, состояло в том, что мы по-разному понимали роль и форму проявления волевого начала в руководстве».

За этим размышлением крылся и еще один принципиальный для понимания взаимоотношений Жукова и Рокоссовского эпизод (о нем мы вкратце упоминали в очерке о Г. К. Жукове). Когда бои приблизились к Истринскому водохранилищу, командующий 16-й армией предложил отвести вверенные ему войска за водоем и оборону организовать там. «Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было, по моему мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами», — так обосновывал командарм свое предложение. Но Жуков категорически запретил это делать.

Тогда, будучи абсолютно уверенным в своей правоте, Рокоссовский обратился к начальнику Генерального штаба маршалу Шапошникову. Через несколько часов была получена санкция на отвод войск. Однако командующий Западным фронтом тут же прислал грозную телеграмму: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков».