Вспомнилось мне начало тридцатых годов — 3-й кавалерийский корпус, которым тогда командовал С. К. Тимошенко и где я был командиром 7-й Самарской имени Английского пролетариата кавдивизии…

Семен Константинович предложил мне снова вступить в командование 5-м кавалерийским корпусом (в этой должности я служил еще в 1936–1937 годах)».

Следует добавить, что при назначении Рокоссовский получил незадолго до того введенное звание генерал-майора. (Заметим в скобках: за те годы, что он провел в заключении, его бывший подчиненный Жуков вырос до генерала армии. Это автор ведет речь к тому, сколько времени нашими военными кадрами было утрачено напрасно. Вместо того, чтобы расти, совершенствоваться, готовиться к грядущей схватке с гитлеровской армией, многие командиры теряли в застенках, отбиваясь от вздорных обвинений, здоровье, силы и веру. А скольким потенциальным Жуковым и Рокоссовским вообще не довелось пережить 30-е г.?)

Генерал-майор Рокоссовский начал Великую Отечественную войну в должности командира 9-го механизированного корпуса, входившего в состав войск Киевского особого военного округа. К началу боев корпус был почти полностью укомплектован личным составом, однако материальной части остро недоставало. «Беда заключалась в том, — вспоминал позднее маршал, — что у нас были лишь старые танки Т-26, БТ-5 и немного БТ-7. К тому же и этих боевых машин было лишь около трети положенных по штату». Эта треть составляла около 300 танков.

Надо сразу сказать, что в отличие от многих других старших командиров, растерявшихся в неразберихе начала войны, Рокоссовский с первых же минут проявил решительность и способность твердо управлять своими немногочисленными силами. Около 4 часов утра 22 июня 1941 г. дежурный офицер доставил ему телефонограмму из штаба 5-й армии с предписанием вскрыть особый секретный оперативный пакет. Сделать это можно было только по распоряжению председателя Совнаркома СССР или наркома обороны, но комкор, узнав, что связь с Москвой и Киевом нарушена, взял ответственность на себя.

В пакете содержалась директива немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно, Луцк, Ковель. Быстро провели необходимую подготовку, затруднения возникли только с обеспечением автомашинами, горючим, боеприпасами. В обстановке непрерывных налетов вражеской авиации, при отсутствии связи с вышестоящими штабами ждать команды, что и где получать, было бы неразумным. Командир корпуса приказал вскрыть находившиеся неподалеку склады с боеприпасами и автопарк. Формально он превышал свои полномочия, учитывая, что склады были центрального подчинения. Но ждать разрешения было некогда да и не от кого, поэтому где расписками, а где и угрозой применения оружия сопротивление интендантов было сломлено. Зато корпус действительно получил возможность для быстрого маневра.

В первый же день корпус прошел свыше 50 км, а 131-я моторизованная дивизия (то есть пехота, посаженная на реквизированные автомобили) достигла Ровно, совершив 100-километровый марш. На следующий день 20-я и 35-я танковые дивизии также сосредоточились северо-западнее Ровно.

О том, насколько своевременными и единственно правильными были действия Рокоссовского, вспоминал бывший тогда начальником оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта будущий маршал И. Х. Баграмян: «Подходил к концу третий день войны. На Юго-Западном фронте складывалась все более тревожная обстановка. Угроза, в частности, нависла над Луцком, где 15-й механизированный корпус генерала И. И. Кар-пезо нуждался в срочной поддержке, иначе танковые клинья врага могли рассечь и смять его. Ждали помощи и окруженные врагом вблизи Луцка части 87-й и 124-й стрелковых дивизий. И вот когда мы в штабе фронта ломали голову, как выручить луцкую группировку, туда подоспели главные силы 131-й моторизованной и передовые отряды танковых дивизий 9-го мехкорпуса, которым командовал К. К. Рокоссовский. Читая его донесение об этом, мы буквально не верили своим глазам. Как это удалось Константину Константиновичу? Ведь его так называемая моторизованная дивизия могла следовать только… пешком. Оказывается, решительный и инициативный командир корпуса в первый же день войны на свой страх и риск забрал из окружного резерва в Шепетовке все машины — а их было около двухсот, — посадил на них пехоту и комбинированным маршем двинул впереди корпуса. Подход его частей к району Луцка спас положение. Они остановили прорвавшиеся танки противника и оказали этим значительную помощь отходившим в тяжелой обстановке соединениям».

25 июня командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос приказал генералу М. И. Потапову, в чье подчинение был передан корпус Рокоссовского, создать подвижную группу в составе 22, 9 и 19-го мехкорпусов и нанести контрудар в общем направлении на Дубно. Навстречу им с юга наступали 4, 8 и 15-й механизированные корпуса. В районе Луцка, Ровно, Дубно, Броды развернулось крупнейшее танковое сражение, кстати, большее по числу задействованных в нем боевых машин, чем знаменитое «прохоров-ское» в районе Курской дуги. К сожалению, оно велось при больших издержках со стороны нашего командования: отсутствовала связь с вышестоящими штабами и соседями, соединения наносили удары разрозненно, без организованного взаимодействия родов войск и при неудовлетворительном снабжении горючим и боеприпасами. «Никому не было поручено объединить действия трех корпусов, — сетовал позднее Рокоссовский. — Они вводились в бой разрозненно и с ходу, без учета состояния войск, уже двое суток дравшихся с сильным врагом, без учета их удаленности от района вероятной встречи с противником».

20-я танковая дивизия прорвалась к Дубно, но другие соединения развить ее успех оказались не в состоянии. Немцы пытались окружить ее. «Выехав с группой офицеров штаба на высотку в расположение ведущих бой частей 20-й танковой дивизии, — вспоминал Константин Константинович, — я наблюдал движение из Дубно в сторону Ровно огромной колонны автомашин, танков и артиллерии противника. А с юга к нашему рубежу обороны шли и шли новые колонны гитлеровцев. Все, что мог сделать командир корпуса, располагая очень небольшим количеством танков, — это опереться на артиллерию. Так я и поступил».

Получив очередной приказ о контрударе, Рокоссовский, учитывая большое превосходство немцев, взял на себя ответственность и встретил врага в обороне. Замыслу способствовал болотистый характер местности: немецкие войска передвигались только по большим дорогам. Комкор приказал командиру дивизии сосредоточить артиллерийский полк, вооруженный новыми 85-мм орудиями, в кюветах у шоссе, а частично — прямо на дороге Луцк-Ровно.

«Немцы накатывались большой ромбовидной группой. Впереди мотоциклисты, за ними бронемашины и танки, — вспоминал полководец. — Мы видели с НП, как шли на 20-ю танковую внушительные силы врага. И увидели, что с ними стало. Артиллеристы подпустили фашистов поближе и открыли огонь. На шоссе образовалась чудовищная пробка из обломков мотоциклов и бронемашин, трупов гитлеровцев. Но наступавшие вражеские войска продолжали по инерции двигаться вперед, и наши орудия получали все новые цели».

Враг был вынужден довольно долго по тем временам топтаться на месте. Чуть позднее, так же умело сочетая усилия пехоты, артиллерии и небольшого количества танков, комбинируя их действия, Рокоссовский сумел нанести противнику серьезный урон уже под Новоград-Волынским. Он был награжден четвертым орденом Красного Знамени. Сам по себе факт награждения говорит о многом: ордена в первые месяцы войны давали очень скупо.