8 января 1942 года лесными солдатами после успешных разведывательных действий был убит Константин Воскобойник. Несколько отрядов партизан под командованием Александра Сабурова и Захара Богатыря ворвались в Локоть. Несмотря на то что атакующие дошли до центральной части города (в частности, блокировали здание лесохозяйственного техникума, где располагался штаб коллаборантов), бойцам РОНА удалось остановить наступление, а после получения подкреплений очистить территорию Локтя. Однако в ходе боя пулеметной очередью был смертельно ранен глава администрации и главный «викинг» народной социалистической партии России. Всего погибло 54 коллаборанта и немецких военнослужащих, хотя официально было сказано лишь о 7 убитых. Впрочем, и партизаны, чьи потери, по мнению ряда историков, составили порядка 150–200 человек, так же занизили их, объявив о 4 погибших и 15 раненых.[113]

В целом удачные контрпартизанские операции и привели к тому, что немцы расширили территорию, контролируемую Каминским, о чем было издан соответствующий приказ командующего 2-й танковой армией генерал-полковника Рудольфа Шмидта, сменившего Гудериана (см. Приложение 4). Возможно, это решение было самостоятельным, без согласования со ставкой. Увеличение района самоуправления повлекло военную реформу. На раннем этапе армия, а точнее еще полиция, формировалась на добровольческой основе. В начале октября народная стража (Volkswehr), как она значилась в немецких документах, включала в себя лишь 18 человек (по другим источникам, 12), но уже к 16 октября численность полиции достигла 200 бойцов, а в феврале следующего года 1200. Из их числа было сформировано три батальона. К марту «народных стражников» стало 1650, а количество батальонов возросло до четырех. Однако с увеличением размеров округа (численность населения превысила 500 000 человек) добровольцы-полицейские уже могли не справляться со своими функциями. Поэтому в феврале 1942 года была официально учреждена Русская освободительная народная армия, а весной того же года Каминский начал переходить к принудительной мобилизации (приказ № 154 от 28 мая 1942 г.). Призыву подлежали мужчины 1922–1925 годов рождения. Уклоняющиеся осуждались по законам военного времени. Также применялся институт заложников из состава семей дезертиров, выселение из домов и иные репрессии. К июлю 1942 года число военнослужащих выросло до 5000 бойцов, а к декабрю до 8000. Осенью того же года был сформирован бронедивизион из 7 танков, 3 бронеавтомобилей и 2 танкеток.

В данном контексте интересны противоречия, содержащиеся в партизанских сводках. С одной стороны, их авторы стремились максимально занизить количество коллаборантов. С другой — увеличить число каминцев, перешедших на сторону сил Сопротивления. Так, например, в марте 1942 года партизаны сообщали на «большую землю», что РОНА насчитывает всего 200 бойцов, а в феврале следующего года утверждали, что только из Севского и Брасовского районов около 800 коллаборантов добровольно сдались народным мстителям. Приведший эту статистику Игорь Ермолов считал, что подобный двойной подход был обусловлен тем, что партизанские отряды возглавлялись сотрудниками местного НКВД, которые, в силу занимаемых должностей, отвечали за политические настроения населения до оккупации. И действительно, в докладной записке брянского штаба партизанского движения от 17 июля 1943 года о «Контрреволюционных политических организациях в оккупированных районах» отмечалось, что хотя изначально «была предопределена обстановкой, сложившейся еще до начала фашистской оккупации», когда еще «в первые годы революции население района, в основном бедняцкое, со значительным числом неграмотных, находилось всецело под влиянием кулачества… В годы сталинских пятилеток район очистился от основной массы кулачества». Однако «в первые же месяцы Отечественной войны в Комарический, а особенно Брасовский районы вернулись несколько десятков раскулаченных и ссыльных». Очевидно, по мнению партизан, именно они и способствовали созданию «политического центра контрреволюции», каковым стал Локоть.

В отличие от Воскобойника, Каминский занял по отношению к партизанам более жесткую позицию. С целью нейтрализации активности лесных солдат администрацией декларировался террор. Из этой политики не делалось секрета. В приказе № 132 от 8 мая 1942 года обер-бургомистр заявлял, «что на их (партизан. — А. М.) террор, экзекуции и грабежи мы ответим удесятеренным террором, всей силой и мощью нашего огня и будем его применять до тех пор, пока на территории Локотского уезда не останется ни единого бандита». Тема террора была продолжена и уточнена в следующем году в приказе № 22. Он, в частности, предписывал насильственно депортировать семьи партизан Дмитровского, Дмитриевского и Михайловского районов в Навлинский район «со всем принадлежащим им имуществом». При этом «реквизируется имущество только у семей, добровольно ушедших в бандиты; если вся семья является бандитской (2–4 члена семьи в бандитах) и у скрытых агентов бандитов». Тем самым террор распространялся и по отношению к мирным жителям. Одновременно ограничивалась и свобода перемещения гражданских лиц, не связанных с движением Сопротивления. Приказ № 51 запрещал «всякое хождение в лес отдельных личностей независимо от причин. В случае необходимости выхода в лес, как-то: пилка и заготовка лесоматериала и дров, поиски пропавших животных, — разрешаю выход в лес только в организованном порядке, с обязательным сопровождением полицейских. Всякое самостоятельное хождение в лес будет рассматриваться как связь с партизанами и караться по закону военного времени». Использовалась и советская терминология. Население призывалось проявлять «бдительность и инициативу в раскрытии врагов народа». Поэтому неудивительно, что, по мнению некоторых немецких офицеров, часть населения поддерживала Каминского из страха.

К другим методам, нарушающим обычаи войны, следует отнести ультиматум локотского окружного самоуправления от 6 февраля 1943 года к бойцам Сопротивления, согласно которому за каждого убитого солдата или старосту будет расстреляно 20 партизан-заложников, а за офицера или ответственного работника — 50. После того как 18 февраля было совершено неудачное покушение на заместителя обер-бургомистра Степана Мосина, власти казнили 40 заложников-партизан.

Сам Бронислав Каминский признавался члену НТСНП Владимиру Кашникову, который под видом сотрудника Зондерштаба («официальная версия») прибыл к нему, что «вовсе не намерен привлекать партизан на свою сторону… а просто хочет их истреблять». Слова Кашникова подтверждает и Роман Редлих, писавший, что с партизанами обер-бургомистр «расправлялся жестоко. Со взятыми в плен обращались так же, как и в соответствующих органах у нас. Да и ребята-допросчики были из этих же органов, перешедшие на его сторону. Напряжение росло». Естественно, допускавшие возможность прекратить борьбу и даже примкнуть к коллаборантам партизаны более склонялись к Власову, чем к Каминскому. «Ну, к этой сволочи мы и подавно не пойдем» — заявил Кашникову командир партизан Кислов. Важно учесть, что аналогичным образом поступали и некоторые военнослужащие РОНА. Власовец Сигизмунд Дичбалис вспоминал, что в антипартизанском отряде (675-й остбатальон) капитана Алексея Феофанова, действовавшего на северо-западе и позже вошедшего в состав ВС КОНР, вместе с ним служил «55-летний казак-офицер из группы Каминского… Этот офицер всегда водил отряд на задания и о нем говорили, что он бесстрашен под пулями и ненавидит красных».