– Так было предсказано! – сказал он мне сердито.

– Так было предсказано, – согласился я. – Ты сделал все, что требовалось, и боги рукоплещут тебе.

Он кивнул, успокоенный. Потом он снял шлем, и я увидел его лик. Это был, конечно, Ториан, и на голове его сияла золотая царская корона.

Когда я проснулся, солнце стояло уже высоко. Сквозь окно в нашу комнату проникало немного света, но и этого хватило мне, чтобы понять, что с рассвета прошло уже несколько часов. Я полежал немного, зажмурившись и пытаясь вспомнить, где я и почему все тело болит так, словно меня колотили палками. Потом я унюхал запах вина, и свеч, и мыла. Сны…

– Омар! – повторил звучный голос.

Я открыл глаза – даже веки мои, казалось, болели.

Надо мной склонился Ториан.

– Дверь заперта снаружи!

– Это… уау!.. меня не удивляет, – сказал я зевая. Девушки ушли. Ясное дело, их ждали и другие клиенты.

– Нам надо уходить!

Я пошевелил пальцем ноги. Он болел. Оставалось проверить еще несколько тысяч других костей и мышц.

– Зачем? Мне и здесь хорошо.

Он испустил свой львиный рык, и звук этот странным образом успокоил меня.

– Затем, что сюда явится Джаксиан Тарпит, чтобы выслушать то, что ты имеешь ему сказать. Он снова вернет нас на стены.

Я обдумал это. Я подумал, что скажу Джаксиану. Сон быстро выветривался из головы. Я поднял руку и почесался.

– Утро; – сообщил я, как будто это было не ясно и так.

– Ну да.

Я почесался еще.

– Значит, его сестра уже Майана, а Грамиан Фотий… Храни нас Уркл!

– Кто-кто?

– Ничего, это я так. Вряд ли мы можем что-либо изменить.

Ториан вздохнул и сел на край моей кровати. Она крякнула и покосилась. Похоже, у него тоже болели все мышцы, и его спина была сплошь разрисована красными и черными полосами от кнута. Его лицо выглядело получше, чем накануне вечером, и все же он казался проигравшим битву.

– Я и не думал, что нам что-то удастся, – с горечью сказал он. – И боюсь, святому Грамиану Фотию вряд ли угрожает сейчас что-то с моей стороны.

– Ну, это как знать. У нас тут нет одежды, верно?

– Нет.

– И из окна этого нам не выбраться. Что-то не так?

– Слышишь? – спросил Ториан.

Я прислушался.

– Ничего не слышу.

– И я тоже ничего.

Утро в переполненном трактире, в шумном городе – городе с мостовыми из брусчатки и множеством солдат? Ни звука. Ничего.

Есть такая старая легенда о путешественнике, попадающем ночью в незнакомый город в самый разгар карнавала. Он пляшет и развлекается со всеми вместе, а проснувшись поутру… да вы наверняка сами знаете эту историю.

Я вспомнил ее тогда, и у меня волосы встали дыбом.

Ториан повернулся и посмотрел на свисающий со стены шнурок от звонка, потом покосился на меня. Даже сквозь ссадины и синяки видно было, как он побледнел.

– Вот странно, – пробормотал он. – Никак не решусь позвонить. Кто отзовется? Что, если никто?

– Почему бы нам не поспать еще? – предложил я. – Может, когда мы проснемся, окажется, что мы сейчас с тобой вовсе спим. – У меня не было никаких внятных объяснений этой невероятной, устрашающей тишине. Как бы мы ни устали вчера, если бы форканцы ворвались в город ночью, мы не могли бы не услышать шум резни – и почему тогда они пощадили нас?

– Может, Балор уже выступил на битву, и все население ушло с ним? – предположил Ториан, теребя пальцами бороду.

– Другие предположения?

– Попробуй сам.

– Внезапная чума?

Он фыркнул:

– Стали бы тогда боги посылать тебя свидетелем!

– Тогда мне пора приниматься за дело, если только уже не поздно.

Тут за дверью скрипнула лестница – раз, другой. Ториан шагнул к умывальнику, единственному за исключением двух кроватей предмету меблировки в комнате. На маленьком столике стояли тазик, кувшин, и лежала пара чистых полотенец. Ториан бросил мне одно полотенце, обернул второе вокруг бедер и положил руку на кувшин. Как я понял только теперь, кувшин являлся единственным годным к использованию оружием в комнате. По лестнице грохотало уже несколько ног.

Лязгнул засов, и дверь отворилась. Вошел наш хозяин с подносом. Борода его была посыпана белой пылью. Он молчал. Не поднимая глаз, он на цыпочках пробрался к столику и опустил на него поднос, стараясь по возможности не шуметь.

За ним в комнату вошел Джаксиан Тарпит, чуть не задев шапкой за притолоку. Его борода была грязна, как старая метла. Что еще удивительнее, его набедренная повязка спускалась до колена с одной стороны, но оставляла голой почти всю вторую ногу. Когда трактирщик исчезал за дверью, я заметил, что и его одежда отличалась такой же странностью. Еще я успел заметить за дверью по меньшей мере двух вооруженных людей.

Джаксиан тихо прикрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной, скрестив руки под своей бело-серой бородой.

– Ешьте, пожалуйста, – прошептал он. – И постарайтесь говорить одновременно с едой.

Ториан удивленно нахмурился и потянулся за дымящимся горшком на подносе. Может, одна голая нога – это такая занадонская мода? Если так, для меня это было новинкой. В большинстве городов предпочитают рыдания, причем чем громче, тем лучше. Впрочем, я слышал, что кое-где используется и молчание. Что же до посыпания бороды пеплом, этот обычай распространен почти везде в Пряных Землях, да и во многих других странах.

– Господин? – тихо спросил я. – Вы в трауре?

Он кивнул.

– Могу я спросить почему?

– Весь Занадон в трауре. Вы не слышали?

– Мы только что проснулись, господин. – Я чувствовал себя дурак дураком, объясняясь шепотом.

– Балор не явился.

Мы с Торианом обменялись удивленными взглядами. Может, верховный жрец Нагьяк передумал, или это мы неправильно оценили угрозу? Я настолько уверовал в наше предназначение, что новости Джаксиана выбили у меня из головы почти все разумные мысли, оставив там только бесформенные клочки. Значит, Шалиаль до сих пор просто жрица. Грамиан Фотий продолжает чистить оружие и не провозглашен воплощением Балора. Жирный, скользкий Нагьяк и вторая жрица Белджис… Я вспомнил старуху, которую с таким торжеством несли в Обитель Богини, и у меня перехватило дух от внезапной догадки.

– А верховная жрица Скикалм?

Джаксиан скорбно кивнул.

– Мертва?

Он нахмурился:

– Конечно.

– Как? – спросил Ториан, но я уже знал ответ.