Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дав Джаксиану обещание, Ториан намеревался держать меня под присмотром, но мне необходима была информация. Оторваться от него в такой толпе оказалось проще простого. Проделав это, я отправился знакомиться с Занадоном сам по себе. Разумеется, я не мог отделаться от взглядов Балора и Майаны, но мне снова показалось, что Балор смотрит на меня скорее одобрительно. Майана продолжала гневаться.
Согласно условиям траура, никому не разрешалось заводить разговор, если только в этом не было острой необходимости. Однако заставить все население большого города соблюдать это – не сказать чтобы приятное – правило просто невозможно, особенно когда народ обеспокоен. Балор не откликнулся на призыв, и народ встревожился более обыкновенного. К тому же я умею разговорить почти любого, чем я и занимался в этот день.
Официальный траур закончился в полдень. Стоило солнцу пройти зенит, как город начал оживать. На улицах появились телеги и экипажи. Женщины заплели косы. Мужчины разошлись по домам вычесать пепел из бород и сменить повязки на более симметричные. Из-за отсутствия опыта по этой части мне пришлось прибегнуть к помощи ехидной молоденькой шлюхи в одном из боковых переулков. Я отблагодарил ее, угостив обедом на деньги Джаксиана. Она многое знала о Бедиане Тарпите и подтвердила почти все, что я узнал о нем сам. По странному стечению обстоятельств я встречался раньше с ее сестрой – один раз и очень коротко.
Начиная с полудня Занадон сделался заметно приятнее, и я наменялся историями досыта.
Когда солнце стало клониться к закату, весь город начал собираться у храма. Опоздавшие толпились на Большом Проспекте, но я предвидел эту трудность, и у меня не было никаких дел, способных меня задержать. Когда процессия подошла к храму, я стоял в толпе на Площади Тысячи Богов.
Там собралось много тысяч горожан, но когда звуки музыки и радостные вопли приблизились, я почти не удивился, увидев неподалеку голову Ториана, – я же говорил, что не верю в случайные совпадения. Я протолкался к нему.
– Добрый вечер, ваше высочество! – шепнул я.
Он сердито покосился на меня. Потом улыбнулся, и в эту минуту на него приятно было посмотреть. Он дернул себя за бороду.
– Это лицо мне знакомо. Ты напоминаешь мне одного знакомого бога.
– Тогда ты ведешь себя недостаточно почтительно.
– С этим у меня всегда трудности! Омар, меня тревожит эта девушка.
– Это не наше дело.
– Но она так прекрасна! Ее отец – змей, брат трусливее мыши-полевки, а Грамиан Фотий – убийца.
– Мне кажется, жрецы не будут подменять Белджис на нее, как – по нашим предположениям – собирались подменить Скикалм. Они задумали что-то другое.
– Возможно. Значит, по крайней мере еще сутки ей ничего не грозит?
– Думаю, да.
Он кивнул.
В сгустившихся сумерках ярко горели факелы. Процессия вступила на площадь. Разговаривать дальше было невозможно, и мы присоединились к реву толпы.
МАЙАНА! МАЙАНА! МАЙАНА!
Возможно, Ториан кричал только из необходимости, но я обожаю толпы. Я больше не был Омаром, я стал Занадоном.
МАЙАНА!
Я был стиснут толпой, так что с трудом мог дышать, голова шла кругом от удушливой вони – чеснок в Пряных Землях гораздо дешевле мыла, – но я не обращал на это внимания. Солдаты расталкивали нас, прокладывая путь процессии, и я толкал их обратно, я бился изо всех сил, только бы оказаться ближе к богине. Я толкался и кричал вместе со всеми.
МАЙАНА! МАЙАНА!!!
Носилки проплыли совсем близко от меня. Я хорошо видел верховную жрицу на серебряном троне.
МАЙАНА!
Она смотрела прямо перед собой, не обращая внимания на крики; она была прекрасна, царственна, божественна. Ну конечно же, Балор Бессмертный не сможет не откликнуться на ее призыв.
Я видел не дородную крестьянку в богатом платье прячущую страх под румянами и драгоценностями. Я видел Майану, и она была прекрасна, и я любил ее, и я с ума сходил от счастья уже от одного того, что она прошла так близко от меня. Я уже сказал, что обожаю толпы.
МАЙАНА!
Было слишком темно, чтобы разглядеть лица сановников и городской знати, шествующих за носилками с троном вверх по храмовой лестнице. Я знал, что среди них идут и Джаксиан, и его отец, и военачальник. Подъем был долгий. Должно быть, жирному Нагьяку он дается с трудом.
Когда процессия подошла к дверям Обители Богини, стемнело окончательно. Мы все охрипли от крика, а теперь начали петь. С третьего или четвертого раза все запомнили слова, и мы повторяли их снова и снова, восславляя нашу богиню, умоляя ее уговорить бога прийти нам на помощь. В Обители горели факелы – там шли последние приготовления. Над головой сияли звезды. Потом огни двинулись вниз по лестнице, а дверь продолжала светиться, как маяк в ночи. Это было так прекрасно, что мы заплакали.
А потом все ушли, оставив несчастную Белджис в одиночестве дожидаться Балора. Но я не думал о ней как о несчастной Белджис. Я думал о ней как о Майане.
Площадь опустела неожиданно быстро. Людской поток выплеснулся на Большой Проспект, как Иолипи в отлив, и на улицах воцарилось веселье. Ториан все не отставал от меня, крепко держа за локоть.
– Это веселье кажется тебе несколько неестественным? – спросил я.
Он с опаской посмотрел на меня сверху вниз:
– Ты пришел в себя?
– Я что, напугал тебя? – рассмеялся я. Я охрип, устал, все тело мое болело, но мне было хорошо. – Ох, Ториан, у меня такое ощущение, словно я занимался любовью с ними со всеми, а они все – со мной! Но знаешь, мне кажется, что мы – то есть они – не так веселы, как хотели бы казаться.
– Еще бы! Вчера они не сомневались. Сегодня они уже знают, что его недаром зовут Непостоянным.
Мы все дальше уходили от храма, и мое возбуждение спадало.
– Несчастная Белджис! – сказал я. – Как страшно ей должно быть там, на троне!
– В опасении, что Балор не придет?
– Или что придет.
Ториан снова взял меня за руку.
– У тебя все еще растерянный вид. И почему она должна бояться этого?
– Здорового быка вроде этой статуи в молельне? Она… Ладно, не бери в голову.
Когда я не-много успокоился, он отпустил меня.
– Ты собираешься вернуться в трактир?
– Конечно. Почему бы и нет?
– И что ты надеешься там найти?
– Это зависит от обстоятельств, – ответил я. – Если Джаксиан говорил со своим папашей, нас убьют, стоит нам только шагнуть на порог. Скорее всего удушат. Это чище.
Лев зарычал.
– С другой стороны, – беззаботно продолжал я, – если он не говорил с отцом, он скорее всего не говорил ни с кем. В таком случае он уверился, что он все равно ничего не сможет сделать.