Хан подул на чай и осторожно отхлебнул его.

– На Тряпичном рынке гвардейцы не зверствуют. Они в основном местные: сидят в своих караульных комнатушках, раскидывают кости и режутся в карты. Никто не стремится сделать себе имя. А если заключишь с ними сделку, они будут честны с тобой. Если они получили от тебя взятку – за тобой точно не придут. Если ты не сотворишь нечто, выходящее за рамки дозволенного. Вот почему в тех убийствах нет смысла.

– Нет смысла… – Джемсон глядел на парня так, будто тот изъяснялся на незнакомом ему языке.

– Ага. На этом ведь не наживешься. Если только они не хотят похвастать своей властью. Вот что выводит «синих мундиров» из себя. В такие игры нужно играть с умом. Когда я был главарем «тряпичников», мы никогда… – Алистер умолк, заметив выражение лица служителя. – Давайте, – пробурчал он. – Скажите мне все, что думаете.

– По-моему, найдутся и иные причины не убивать людей, помимо того, что на этом, как ты сказал, не наживешься, – мягко вымолвил священник.

– Ага, верно. Я могу спеть любую песнь, приятную для ваших ушей, – ответил парень. – Но я пытаюсь быть откровенным.

– Я знаю и ценю это, – Джемсон потер лоб ребром ладони. – Прошу прощения. Но порой я сильно расстраиваюсь. Итак, господин Алистер, ваша репутация лидера и стратега заслужена честно. И качества, которые вы обрели, будучи блистательным главарем банды, помогут вам в будущем добиться чего угодно. В торговле. В армии. Или даже при дворе замка Феллсмарча, – вздохнул он. – Я благодарен тебе, Хан. Но слишком много детей, о которых я забочусь, погибают. Их смерть – невосполнимая потеря.

– Литлинги, которые ходят в храм Южного моста, в любом случае самые славные, – сказал Хан и подумал о Мари. – Но, кроме банд, их ничего не ждет. Некоторые попадают в них, потому что сами бандиты в душе. Но большинство – для того, чтобы выжить.

Промышляя на улицах, можно прокормить семью. Если у твоей банды, разумеется, опытный главарь, – и парень печально улыбнулся. – А если тебя убьют, ты, по крайней мере, не увидишь, как твои родные едят глину, чтобы набить животы, – он умолк и погрузился в раздумья. – Представляете, какой нелегкой стала моя жизнь, когда я вышел из игры? Я работаю в три раза больше, но добываю лишь половину того, что бывало заколачивал, когда якшался с «тряпичниками». «Южане» до сих пор точат на меня зуб, а «тряпичники» гадают, как со мной поступить. Ни дня не проходит, чтобы я не пожалел о том, что лучше бы было остаться.

– Но тогда почему ты это бросил? – спросил Джемсон и прочистил горло. – Раз тебе так везло.

– Мари, – признался Хан. – Я не хотел для нее такой участи. Когда ты в банде, любить кого-то – все равно что положить свое сердце на блюдо и протянуть своим врагам. Когда я крутился на улицах, я никогда не навещал мать и сестренку. Я вел себя так, будто ненавидел их. Я отправлял им деньги, и приходилось быть начеку. За домом присматривали «тряпичники», но… Одно-единственное неосторожное движение или уличный бродяга, желающий прославиться… В общем, все привело бы к тому, что Мари пришлось бы присоединиться к банде, чтобы обезопасить себя.

– А какой жизни ты хочешь для своей сестры? – спокойно поинтересовался Джемсон.

– Понятия не имею. Зависит от того, чего захочет она, – парень повел здоровой рукой налево и направо, пытаясь объять пространство. – Ей у вас нравится. Может, она захочет стать служительницей. Похоже, она будет неплохим учителем или писарем. Или найдет хорошую работу при дворе. Мари… она талантливая. И я хочу, чтобы у нее были средства отправиться в музыкальную академию Оденского брода, – Хан посмотрел на священника. – В этом и заключается смысл. Пусть у нее будет выбор.

Дженсон кивнул.

– Мари весьма смышленая. Как и ты, – он сделал паузу. – Но сейчас твой выбор ограничен. Гвардейцы заглянут под каждый камень, чтобы тебя отыскать. Несмотря на то, что жертвы – уличные бандиты, восемь убитых – это уже чересчур.

– Я отправлюсь в Марисские Сосны и затаюсь там на какое-то время, – сказал юноша. – Но сперва я собираюсь выяснить, кто совершил убийства.

– Господин Алистер, это не ваша забота выяснять, кто погубил бедных детей, – промолвил Джемсон. – Я потратил столько сил, чтобы дать вам достойное образование. И я не намерен похоронить вас неподалеку от храма.

– Я не могу позволить себе скрываться в горах вечно, – возразил Хан. – Если я ничего не выясню, гвардия не будет подозревать никого, кроме меня. Тяжело выживать, когда на тебя охотятся «синие мундиры». – Джемсон ничего не ответил, и Хан продолжил: – Я переговорю с «тряпичниками» и узнаю у них хоть что-нибудь стоящее. Если получится выйти на контакт с «южанами», я сделаю и это. Вдруг они завели новых врагов, о которых я еще не осведомлен.

Джемсон тяжело вздохнул.

– Полагаю, мне бесполезно тебя отговаривать.

– Мне надо восстановить свою репутацию. Не представляю только, каким образом…

– Ладно, так уж и быть, – Джемсон извлек полотняную суму из-под стола и протянул ее юноше. – Держи.

Алистер послушался.

– Что там?

– Это передала Ива.

– А где она? – парень принялся озираться по сторонам, словно Старейшина могла внезапно появиться в комнате.

Ива умела оставаться незамеченной, когда хотела. Юноша надеялся, что она еще раз осмотрит его увечье. Возможно, если бы она возложила на перелом свои руки, кости Хана срослись бы гораздо быстрее.

– Она вернулась в Марисские Сосны. Свои дела она завершила. Ива сказала, что ты можешь прийти и жить в ее доме, сколько пожелаешь.

Хан нахмурился.

– Танцующий с Огнем тоже был в храме, – парень взглянул на служителя. – Верно? Мне показалось, я его видел.

Джемсон колебался, но затем кивнул:

– Да. Танцующий с Огнем был у нас вместе со своей матерью. Но они уже ушли.

– Он болен, да? – выпалил Хан. – Он прямо… он будто сгорал в пламени… Может, я свихнулся? – предположил Алистер.

Джемсон расправил складки на своем одеянии. Он избегал взгляда Хана.

– Мальчик мой, ты был не в себе. Тебя сильно избили. Пострадала твоя голова…

Служителям было не положено лгать, однако они умели недоговаривать.

– И что там лежит? – спросил Хан, стараясь одной рукой развязать шнурок.

Джемсон взял суму у юноши.

– Ива знает тебя… как никто другой. Она утверждала, что ты не придешь сразу. Дескать, сперва ты захочешь сам во всем разобраться, – священник извлек из сумы маленький сверток. – Хна и краска индиго – чтобы ты покрасил волосы, – объяснил Джемсон. – Должен получиться коричневый цвет с рыжим отливом. Надеюсь, так тебя будет труднее выследить. А еще здесь есть немного денег и одежда племени, – служитель внимательно посмотрел на Хана, облаченного в белое одеяние послушника, и добавил, иронично улыбнувшись: – Если ты, конечно, не пожелаешь остаться в нашем храме и дать обет.