После этих слов вся группа вдруг проснулась и подозрительно уставилась на экскурсовода. Однако Валя ничего не заметила, продолжая увлеченно излагать программу путешествия.

– Обратно пешком мы не пойдем, а спустимся вниз, где нас подберет автобус и отвезет в Пекин. К вечеру уже будем в отеле. На этом наше трехдневное путешествие закончится. А сейчас отдыхайте, нам ехать еще часов пять.

Рассказав все, что было нужно о программе путешествия, Валя стала смотреть по сторонам. Вскоре и она задремала. В салоне стало тихо. Шум колес автобуса, который несся по прямой как стрела автостраде, в конце концов убаюкал даже Гризова.

«Посплю, пожалуй», – решил он, глядя, как сладко посапывает Маша, прислонился аккуратно к ее голове и тоже задремал, препоручив контроль за обстановкой своему астральному двойнику, который никогда не спал. Во всяком случае, до посещения Пекинской оперы. Судя по тому, что подсознание не беспокоило его до остановки в Хуанъягуань, император еще не успел совершить заметных шагов. То ли собирал силы, то ли действительно ждал ответа, который должен был прийти к нему от покровителя северных варваров через Гризова.

«Я бы и сам хотел познакомиться с этим покровителем, – горько усмехнулся вольный сын эфира, проснувшись и глядя на высокий отель, выстроенный, как и большинство отелей в Китае, в стиле древней пагоды, – знать бы как. Если тут начнется заварушка, то один я, без его помощи, могу и не справиться с этим чертовым Шихуанди».

Через час после прибытия Гризов и Маша уже были наверху и прогуливались по широкому проходу между зубчатыми бойницами, чуть поотстав от основной группы. От одного края стены до другого было метров семь. А высота творения китайских инженеров в некоторых местах достигала целых десяти метров. Как и предвещала Валя, комплекс Хуанъягуань посещало море туристов со всего мира, хотя большую часть составляли сами китайцы, искренне почитавшие свою историю.

– Вот у нас бы так было, – даже позавидовал Гризов, провожая восхищенным взглядом группу любознательных китайцев, бродивших вдоль стены великолепно отреставрированного комплекса и совавших свои носы в каждую щелочку. Количество селфи, которые они сделали за пять минут на десяти квадратных метрах пространства у стены, Антона просто ошеломило.

– Ты о чем? – не поняла Маша, державшая его под руку.

– Это я про любовь, Маша. К Родине, – заговорил Гризов, вновь посмотрев вслед китайцам. – Не Эрмитажем единым жив человек. Представь, если бы у нас по всей стране, в каждом городе и деревне, как грибы выросли музеи с артефактами русской культуры. И все знали бы своих предков до седьмого колена, кто они и откуда вышли. Свою музыку и архитектуру. Имели бы свое мнение. Тогда и бесполых личностей было бы гораздо меньше. А то живут такие оттиски чужих мыслей в России и ругают ее. Хотя по сути ничего о ней не знают, черпая знания из англоязычного интернета. Всегда проще нахваливать жизнь за горизонтом.

– Это да. Хорошо там, где нас нет, – поддержала его Маша. – Вот у меня есть один знакомый. Он вообще в музее никогда не был, но считает себя вполне культурным человеком. А зачем, говорит, туда ходить? Есть же интернет, там все можно увидеть.

Антон кивнул.

– Вот именно. Только через интернет родину не почувствуешь. Зато человека с промытыми мозгами видно издалека. Такие либо вообще книг не читают, либо не больше двух страниц. Устают бедняги. На большее сил и времени не хватает. В лучшем случае потребляют адаптированную литературу, где Пушкина и Шекспира можно постичь за десять минут. Для них придумали видео и клипы, чтобы мозг не напрягать.

На этот раз кивнула Маша.

– А нам в детстве столько книг на лето задавали, что у меня голова аж дымилась после этого, – пожаловалась она.

– Значит, мозг работал, тренировался, – усмехнулся Гризов, обняв девушку посильнее. – Мозги же как мышцы – напрягаешь, значит работают. А эти отблески чужого сознания не читают, не интересуются своей историей, не хотят постигать новое, лететь в космос. А зачем? Достаточно шопинга в интернете, пива, рэпа и сериалов. Все общение через мессенджер.

– Учиться и работать, кстати, тоже не хотят, – вдруг выдала Маша, удивив Гризова своими наблюдениями, – им сразу миллион долларов подавай и так чтобы без напряга. Ко мне приходила как-то устраиваться на работу такая девочка. Опыта нет, а зарплату просит, как у генерального директора. В кино, наверное, видела, что так бывает.

– Вот-вот, – согласился Антон, глядя поверх стены на медленно опускавшееся солнце, – учиться и работать они не хотят, потому что их с детства приучили расслабляться и не принимать ответственность на себя за свою жизнь. Последние лет пятнадцать СМИ отовсюду внушают мысль, что люди должны только отдыхать. Дела за них будут роботы делать, видимо, или искусственный интеллект. А им только остается ходить по ночным клубам да снимать стресс от затянувшейся депрессии после шопинга. К двадцати годам такие индивидуумы уже настолько расслаблены, что и в тридцать еще не задумываются о семье и детях. Они сами застревают в детском возрасте. А детьми, как известно, легче управлять.

– Ну да, – кивнула Маша, в задумчивости останавливаясь у края стены, – сейчас парни вообще жениться не хотят. И детей заводить.

Потом она повернула голову и пристально посмотрела на Гризова, который поневоле притормозил рядом, словно это он был во всем виноват.

– У меня родители поженились в двадцать пять и считали, что уже поздновато, – сообщила Маша. – А куда девчонкам сейчас деваться? Если до тридцати лет не родила, дальше будет все сложнее и сложнее. Но парням-то пофигу… они думают только о себе.

Антон с пониманием взглянул на свою спутницу и продолжил:

– Вот и я о том. Всякие-там миллениалы и особенно те, кто родился еще позже, очень легко поддаются внушению. У них своего мнения нет, верят всему, что в интернете написано. Просвещенные англосаксы так надавили им на ослабленный интернетом мозг, что быть нормальным мужиком или женщиной уже стало зазорно. Нужно обязательно посомневаться в своей ориентации, – а вдруг ошибся, если родился мальчиком? Обсудить в соцсетях. Зато новая поросль лояльно относится к гомосексуальным бракам, всякой содомии и наркотикам. То, о чем в нашем детстве было не слышно, потому что мы были здоровыми. Вот ты, Маша, например, как относишься к гомосексуалистам?

– Я к ним не отношусь, – отшутилась Маша, тряхнув распущенными волосами, – думала, ты уже догадался.

– Догадался, – сказал Гризов, притянул девушку к себе за талию и поцеловал, продолжая разговор. – А еще это коллективное бессознательное ругается матом так, словно использует настоящий русский язык, а не упрощенную версию для быдла. Шнурка своего, как пророка, слушают. А все потому, что он будит в них животные чувства. Если ты животное, то ничего не надо соблюдать. Вот она, настоящая свобода.

– У меня младший брат так сильно матом ругается, – призналась Маша, нахмурившись, – это просто ужас. Мама в шоке. Но брат говорит, что все в его компании так ругаются, даже девчонки.