– Для господина Лонгвея… – старец встал с колен и заметался, оглядываясь по сторонам, в поисках подходящего тела, – предназначалось тело генерала Зихао… но оно пострадало при взрыве во время вашего воплощения, господин… и теперь ни на что не годно. Скоро оно издохнет.

Передвигаясь среди обломков и мертвецов, Ливей, наконец, нашел подходящего покойника, чудом уцелевшего при взрыве в подземной лаборатории.

– Зато хорошо сохранился командующий флотом Китая адмирал Кианфан.

– Я тоже командовал флотом, – усмехнулся последний генерал, еще остававшийся без своего тела. Он приблизился к умершему флотоводцу и внимательно осмотрел его.

– Что же, тело Кианфана мне подойдет, – заявил Лонгвей, и его мерцание тут же пропало. Между тем адмирал Кианфан очнулся, поправил сломанное колено, после чего преспокойно встал, расправив плечи.

Глядя на эти чудеса исцеления, Гризов не слишком поражался увиденному. Путешествуя, после знакомства с Бергмозером, между мирами по тоннелям смерти, он насмотрелся и не такого. Теперь все прибывшие из прошлого генералы были при телах, лишь фигура императора Цинь Шихуанди одиноко светилась во мраке.

– Мне тоже нужно новое тело. Я возьму тело Зихао, – вдруг заявил он.

– Но его тело разрушено, мой повелитель, – пролепетал растерянно Ливей, язык которого заплетался от страха. – Я понимаю, вы можете воскресить любого… Но он вряд ли подойдет вам, господин.

– Тогда я возьму твое, – заявил император и протянув руку, схватил старца за горло белыми светящимися пальцами, приподняв над полом. Ливей в ужасе захрипел.

– Кем ты возомнил себя, жалкий червяк, если осмеливаешься давать мне советы? – в гневе закричал император, и эхо его слов разнеслось во мраке. – Это я выбрал тебя пятьдесят земных лет назад проводником своих желаний и все это время незримо управлял тобой, помогая в делах. Без меня ты бы не достиг ничего. Это я подготовил почву к своему переходу. Благодарю, что снял с меня заклятье и подарил новую жизнь. Теперь ты мне не нужен. Прощай, глупец.

И светящийся император Цинь Шихуанди вдруг исчез, а перед изумленным взором Гризова снова стоял учитель. Только это был уже не известный ему Ливей, а новое воплощение первого императора Китая.

Цинь Шихуанди в облике ученого мужа приблизился к истерзанному телу генерала Зихао и вдруг отчетливо произнес:

– Послушай меня, жалкий дух, слуга покровителя северных варваров, – заговорил вдруг император, – я отпускаю тебя только для того, чтобы ты передал своему хозяину: покровитель Китая, которому я служу, проснулся. Он – самый сильный из покровителей Земли. У твоего хозяина есть семь земных дней, чтобы склониться передо мной и отдать мне свои земли. Иначе я сам заберу их. Моим подданным нужно больше места для жизни.

Император сделал паузу и закончил:

– А если я снова почувствую тебя в Поднебесной, то заключу в темнице вечности, откуда нет возврата.

Утекая из тела Зихао в другую астральную оболочку, Гризов осознал, что на этот раз генерал умер окончательно.

Первые мгновения после возвращения в свою пекинскую оболочку, которая уже завтракала вместе с Машей и другими русскими туристами в ресторане отеля, Гризов отказывался поверить в то, что произошло. Хмуро потягивая гранатовый сок через соломинку, он попытался убедить себя, что ему все привиделось после употребления настойки голубого лотоса. От такого воздействия любое сознание могло повредиться, даже сознание эфирного духа. И оно пыталось нашептывать Гризову успокоительную сказочку: мол, не было ни хитрого старца Ливея, ни возродившегося императора, ни четырех его генералов во главе с верным Мэн Тянем. И сектантов, опутавших всю страну своими щупальцами, тоже не было.

Но подсознание, качавшее информацию по астральным каналам, говорило обратное. Все это было. И более того, уже начался необратимый процесс, который он сам же и ускорил, вмешавшись в историю с пленными русскими летчиками. Пусть не осознанно. Пусть из благих побуждений, – своим же надо было помочь. Но сдвинутый камень, который мог пролежать на горе еще много дней, уже катился вниз, и скоро грозил рухнуть со всей дури в пропасть.

– Представляешь, – весело щебетала Маша, одетая во фривольную кофточку, сквозь которую можно было любоваться половиной её верхних прелестей, – всю ночь в отеле света не было, оказывается. Какая-то там авария ночью случилась…

«Не то слово, – подумал Гризов, молча размышляя, – я бы сказал – катастрофа».

– Даже завтрак сегодня задержали из-за этого, – пожаловалась Маша, скорчив недовольную гримаску.

Аппетит у нее, несмотря на вчерашнее чревоугодие в китайско-японо-французском ресторане, был отменный. «А девушка любит поесть и выпить, – отметил между делом Антон, разглядывая слегка опухшее после гулянки лицо своей любовницы, что не мешало ей оставаться обворожительной, – значит, здоровьем бог не обидел».

– Разве ты вчера не наелась? – осторожно поинтересовался Гризов. – Мы же почти половину запасов ресторана уничтожили. Одних морских гадов сколько умяли. Я вот до сих пор сытым себя чувствую. На неделю вперёд.

– Не-а, – ответила Маша как ни в чем не бывало, – я аппетитом в своего папу пошла. У него повышенный метаболизм. Он за один раз столько съесть может, что никто за ним не угонится, а все равно потом голодный ходит. И не толстеет. Даже вегетарианцем от этого ненадолго стал. Думал, меньше есть станет, но не помогло.

– Это как? – удивился Гризов.

– Заявил вдруг: мол, люблю животных и не могу их больше есть. Перешел на салаты, траву полезную, овощи всякие и подножный корм.

– Подножный корм лучше животным оставить, – философски заметил Антон, бросив косой взгляд на зоолога-практика из Твери, который вкушал утренний салатик за одним столом с Федором.

– Короче, скоро взвыл, – продолжала рассказывать Маша, доедая завтрак, – и растолстел вместо похудания. Стал есть непрерывно, чтобы хоть как-то унять постоянный голод. Бананы сетками. Белков-то не хватает. К счастью, скоро понял, что это не его путь, и вернулся к мясу. Сейчас шашлыки трескает за милую душу. Похудел опять.

– Слава тебе, господи, – даже перекрестился Гризов, – а то я уже стал за него переживать. И за тебя тоже.

При этом Антон снова бросил осторожный взгляд в сторону зоолога из Твери, чьи душевные терзания ощущались сегодня особенно ярко.

Сидевший за соседним столиком Василий Трен смотрел грустными глазами то на жареный стейк, дымившийся у Федора на тарелке, то на листик салата, украшавший его собственную. Все причины многолетнего отказа от мяса проходили сейчас перед его мысленным взором. И главной было осознание собственного просветления. Внутреннему человеку в нем однажды стало жалко животных, и он решил, что больше не хочет быть причастен к массовым убийствам и жестокости мясоедов. С этой благородной целью он прожил уже десять лет. Поправил здоровье, как ему казалось. Успел жениться и регулярно поколачивал жену, в перерывах между расслабляющими медитациями.