— Они закрыли клуб, — сказал он.

Его лицо было пепельно-серым. В полных отчаяния глазах я увидела маленького Дмитрия, мальчика, который потерял мать. Как будто не желая соглашаться с очевидным, он покачал головой и прохрипел:

— Мы погибли.

— Но ведь это на время, пока все не утрясется, — попыталась я утешить мужа. — Я к этому была готова. У нас все есть, чтобы продержаться несколько месяцев.

— Ты разве не слышала? — зло крикнул он. — Коммунисты захватили власть! Они хотят, чтобы все иностранцы убрались отсюда. Все, в том числе и мы. Американское консульство и Международная организация беженцев зафрахтовали корабль.

— Тогда давай уедем, — твердо произнесла я. — Начнем все снова.

Дмитрий опустился на колени в грязь.

— Ты слышала, что я сказал, Аня? Беженцы! Мы не сможем ничего с собой взять.

— Тогда давай просто уедем, Дмитрий. Нам и так повезло, что кто-то согласился нам помочь.

Он поднес к лицу заляпанные грязью руки и прижал их к глазам.

— Мы станем бедными.

Слово «бедными» он произнес так, словно это был смертный приговор, ноя, как ни странно, почувствовала облегчение. Мы станем не бедными. Мы станем свободными. Я не хотела уезжать из Китая, потому что он меня связывал с матерью. Но тот Китай, который знали мы, прекратил существование. Он, как вода, в мгновение ока просочился у нас между пальцами. Никто был не в силах что-либо изменить. Даже мать согласилась Ом с тем, что нам с Дмитрием следует воспользоваться шансом все начать заново.

Старая служанка переменилась в лице, когда я сообщила ей, что она и Мэй Линь должны покинуть дом, потому что оставаться с нами теперь небезопасно. Я сложила в большие сумки нею еду, какую смогла найти в доме, и сунула старухе пачку денем; велев спрятать их под платьем. Мэй Линь вцепилась в меня руками и не хотела отходить ни на шаг. Дмитрию пришлось помочь мне усадить ее в рикшу.

— Вам нужно ехать вместе, — объяснила я девочке.

Когда рикша скрылся из виду, у меня на глаза навернулись слезы. Мне вдруг ужасно захотелось оставить Мэй Линь рядом с собой. Но я понимала, что девочку не выпустят из страны.

Мы занимались любовью с Дмитрием под рев пролетающих бомбардировщиков и эхо далеких взрывов.

— Простишь ли ты меня, Аня? Простишь ли когда-нибудь? — позже спросил меня Дмитрий. Я сказала, что уже простила.

Утром начался проливной дождь. Он барабанил по крыше подобно пулеметной очереди. Я выскользнула из объятий Дмитрия и подошла к окну. Вода, льющаяся с неба, собиралась на земле, превращаясь в мощные потоки, и смывала с улиц грязь, Я повернулась, посмотрела на обнаженное тело Дмитрия, который все еще спал, и подумала, как хорошо было бы, если дождь мог так же легко смыть прошлое. Дмитрий зашевелился и, приоткрыв веки, посмотрел на меня.

— Из-за дождя не переживай, — пробормотал он. — В консульство я пойду пешком. Собирай чемоданы, а я вечером вернусь и заберу тебя.

— Все будет хорошо, — говорила я, помогая ему застегнуть рубашку и надеть плащ. — Никто не хочет нашей смерти. Они просто добиваются, чтобы мы уехали из их страны.

Он погладил меня по щеке.

— Ты действительно считаешь, что мы сможем начать все сначала?

Мы вместе обошли весь дом, понимая, что уже вечером не будем отдыхать на этих мягких диванах и смотреть на сад из этих великолепных окон. Что станет с домом? Какое применение найдут ему коммунисты? Хорошо, что Сергею не суждено было увидеть, как погибнет любимое детище Марины. Я поцеловала Дмитрия и проводила взглядом до ворот. Укрываясь от дождя, он побежал по садовой дорожке, подняв воротник плаща и вжав голову в плечи. Мне захотелось пойти с ним, но времени оставалось мало, а мне еще нужно было приготовить все для отъезда.

Весь день я занималась тем, что извлекала из своих ювелирных украшений драгоценные камни и жемчуг и вшивала их в носки, швы нижнего белья и подол платьев. Сохранившиеся части нефритового ожерелья матери я спрятала в основание матрешки. Дорожной одежды у меня не было, поэтому в чемоданы я сложила свои самые дорогие платья, надеясь, что хотя бы смогу продать их. Собираясь, я испытывала смешанное чувство страха и возбуждения. Ни у Дмитрия, ни у меня не было уверенности в том, что коммунисты выпустят нас. Если они такие же люди, как Тан, то наверняка не выпустят. Подчиняясь неодолимой жажде мести, они просто казнят нас. Тем не менее, складывая вещи, я пела, потому что была счастлива и снова любила. Когда стемнело, я задернула все шторы и пошла в кухню, где зажгла свечи и попыталась приготовить праздничный ужин, используя те продукты, которые у нас остались. Прямо ни полу я расстелила белую скатерть и расставила свадебные тарелки и бокалы. Сегодня мы будем пользоваться ими в последний раз.

Когда настало утро следующего дня, а Дмитрий так и не вернулся, я попробовала позвонить в консульство, но линия не работала. Я подождала еще два часа, чувствуя, как от волнения у меня вспотели подмышки и стала мокрой спина. Дождь утих, я накинула плащ, натянула туфли и побежала в консульство. И коридорах и зале толпились люди. Мне вручили билетик и велели дожидаться своей очереди. Я напряженно всматривалась и толпу, пытаясь увидеть Дмитрия.

Вместо Дмитрия я заметила Дэна Ричардса, который выходил из своего кабинета. Когда я окликнула его, он сразу узнал меня и жестом показал, чтобы я подошла.

— С ума сойдешь с такой работой, Аня, — пожаловался Дэн, закрывая за нами дверь и помогая мне снять плащ. — Хотите чаю?

— Я ищу мужа, — сказала я, пытаясь унять дрожь в голосе. — Вчера он пришел сюда, чтобы взять пропуск на корабль, который перевозит беженцев, но так и не вернулся.

На добродушном лице Дэна появилось выражение озабоченности. Он усадил меня в кресло и похлопал по руке.

— Прошу вас, не беспокойтесь, — мягко произнес он. — У нас тут полнейший хаос. Я сейчас узнаю, что произошло.

Он вышел из кабинета. Я осталась неподвижно сидеть в кресле, рассматривая китайские древности и книги, часть которых уже была уложена в коробки.

Дэн вернулся через час с непривычно мрачным выражением лица. Я вскочила с кресла, с ужасом ожидая услышать, что Дмитрий погиб. В руке Дэн держал какую-то бумагу. Он поднял ее и показал мне. Фотография Дмитрия. Глаза, которые я так любила.

— Аня, это ваш муж? Дмитрий Любенский?

Я кивнула, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от ужасного предчувствия.

— Боже правый, Аня! — воскликнул Дэн, бессильно опускаясь в кресло и проводя рукой по взъерошенным волосам. — Вчера вечером Дмитрий Любенский сочетался браком с Амелией Миллман. Сегодня утром они уплыли в Америку.

Я стояла перед заколоченными дверьми и окнами клуба «Москва — Шанхай». Дождь прекратился. Невдалеке были слышны выстрелы. Глаза замечали каждую мелочь, каждую щербинку на портике, каменных ступенях, мраморных львах, охраняющих вход. Пыталась ли я навсегда запомнить их или просто смотрела на все это в последний раз, прежде чем забыть? Сергей, Дмитрий и я, танцующие под музыку кубинского оркестра, свадьба; похороны, последние дни… За моей спиной пробежала семья; мать на ходу пыталась успокоить плачущих детей, отец, сгорбившись, тащил повозку, груженную чемоданами и кофрами, которые у них наверняка конфискуют еще до того, как они доберутся до порта.