и вела себя иначе. Так, как ведут себя женщины, потерявшие стыд и гордость. Те, что беспрекословно угождают любым желаниям и капризам партнера. Те, что либо продажны, либо отчаянны, либо же слепо и бесповоротно влюблены.

Как мы оказались на земле укрытой только одеждой Теона, и кое-где мхом, я даже не заметила. Он обращался со мной так, будто я ничего не весила. Перекладывал меня, подминал под себя и снова перекладывал, и все это, не разрывая ни поцелуев, ни объятий.

А потом отстранился, нависая сверху. И посмотрел в глаза так, будто ему важно было получить согласие на то, чтобы наконец заклеймить меня собой.

Я приподнялась на локтях и двинулась ему навстречу, напрочь забывая о стеснении. Мысленно приготовилась к боли, но, как только он качнулся вперед и медленно, будто растягивал эту секунду, заполнил ноющую пустоту внутри, я почти забыла, как это — дышать.

Во-первых, потому что так порочно-хорошо мне еще никогда не было.

Во-вторых, потому что отдельным видом блаженства для меня было — наблюдать за Теоном. И, особенно за тем, как из мужчины, который еще недавно растягивал удовольствие, он становится все голоднее, жестче, быстрее.

Его руки легли на мою шею. Не замедляясь и не останавливаясь, он потянулся ко мне, оставляя на губах несколько жалящих поцелуев-укусов, чем заставил меня всхлипнуть, а потом резко исчез.

Я потерянно хлопала глазами, не понимая, что произошло.

Не говоря ни слова, он помог мне встать на ноги, которые к этому моменту уже отказывались работать, и развернул к себе спиной. Затем накрыл мою ладонь своей и направил ее к самому чувствительному месту на моем теле.

— Ты раньше так делала?

— Не знаю, — пыталась выкрутиться я, пока в голове был абсолютный туман. — Может, делала…

Он мягко надавил, начал вырисовывать мелкие круги. А я, сопротивляясь этой нарастающей слабости, недоумевала почему он вдруг остановился? Неужели ему не понравилось?..

— Встань на колени, — тихо, но так горячо произнес он, и опустился обратно на землю вместе со мной.

Мягко подтолкнув меня вперед, он с чувством огладил мою спину.

— Повернись так, чтобы я видел твое лицо, — попросил он, и как только я повиновалась, вошел сразу же заполнил меня собой.

Я не знала, как это работает, но в такой позиции, все было в разы острее. Каждое его движение, каждый сдавленный выдох, каждое обжигающее соприкосновение тел — все это делало меня восковой свечой, мягкой, податливой и постепенно сгорающей.

Он взял мою руку, на мгновение лишая баланса, снова приложил ее к пульсирующей точке внизу и больше не отпускал. Мне казалось, что каждое его движение нацелено на то, чтобы я достигла пика.

Но почему-то, сильнее собственной разрядки, я хотела увидеть и услышать, как это испытывает он. И подалась ему навстречу, подстраиваясь под такт, перенимая часть контроля на себя.

В ответ Теон замедлился, и только я решила, что ему нужна передышка, пальцы его рук, массируя и надавливая, начали двигаться в ритме, который отсчитывал мгновения до потери остатков моего самообладания.

Первая волна опоясывающего удовольствия застала меня врасплох, и уже через мгновение, еще одна, но куда более сильная запустила цепочку испепеляющих и таких восхитительных ощущений. От каждого внутреннего толчка я опускалась все ниже, к камням и земле, лишаясь остатков последних сил.

Теон заметил. Это я поняла по тому, как изменился язык его тела.

Намотав мои волосы на кулак, он притянул меня к себе, пока я нежилась в убывающих, но все еще сильных волнах оргазма, и вынудил посмотреть ему в глаза.

На секунду прикрыв веки, Теон рвано выдохнул, и со слышным только мне, сдавленным грудным стоном, наконец обрушился на меня, совершая несколько мощных толчков.

Наблюдая за ним, слушая, и чувствуя его внутри, я понимала, что потеряла себя.

Навсегда потеряла.

Закрыв глаза, я лежала у Теона на груди и слушала его размеренное сердцебиение. Оно успокаивало и, каким-то не понятным мне образом, отгоняло плохие мысли.

Он гладил мои руку, иногда поднося ее к губам для целомудренных коротких поцелуев, пока сам о чем-то усиленно думал.

Прерывать спасительную тишину не хотелось. Я боялась, что за ней скрывается разочарование, или, еще хуже — сожаление.

Не мое. Его.

— Ты что-нибудь чувствуешь? — спросил он, вызывая во мне желание отползти от него и утопится в мирроре, чтобы избежать намечающегося крайне неудобного разговора. — Лея, ты спишь? — уже тише спросил он и приподнялся, чтобы посмотреть на меня.

— Нет, — я уперлась руками в нагревшийся мох, на котором мы еще недавно лежали, и присела, избегая Теона. — Не сплю, — выдавила с дежурной улыбкой, пока мое сердце билось так, будто я воровка, которую вдруг поймали с поличным.

— Так ты что-нибудь чувствуешь? — не унимался он, и тоже присел, оказываясь рядом.

— Не знаю, — выдавила из себя единственную защиту, на которую была способна. — А ты?

— Ничего, — он помотал головой и устремил взгляд вверх, туда где через полу-разрушенную башню можно было видеть небо. — Огни все не проходят, странно — загадочно произнес он, а до меня только сейчас дошло, о чем он.

Запрокинула голову так быстро, что чуть не сломала шею. Голубое дневное небо было затянуто серой пеленой с хорошо знакомыми, мерцающими вспышками звезд, которые до этого я видела только на черном полотне ночи.

Мотт был прав, огни никогда не задерживались так долго. И я тоже не чувствовала их влияния, как это бывало раньше.

— Как ты думаешь, мы из-за огней?.. — не закончила вопрос я, потому что не могла подобрать подходящего слова, да и вовсе раскраснелась от стыда.

— Занимались любовью? — подначил Теон, притянул меня к себе и поцеловал в горящую щеку.

— Называй как хочешь, — буркнула я, и еле сдержала смешок.

Любовью он занимался, как же! На ум почему-то приходило совсем другое, крайне нелитературное слово.

— Нет, не из-за огней, — уверенно ответил мотт.

— Как ты можешь быть в этом уверен? — искренне интересовалась я.

— Потому что я давно этого хотел, и уже не раз отрепетировал у себя в голове.

— Гад, — прыснула я.

— А огни, — продолжил он, улыбаясь, — скорее всего — следствие.

Я хмыкнула, снова посмотрела вверх. Огни не только оставались в небе уже какое-то время и выглядели странно, происходило что-то еще.

— Теон, — тревожно позвала я и вскочила на ноги, — идет снег.

Оказывается, небо выглядело серым от растянувшихся снежных облаков! Это плохо. Очень, очень плохо! Если снова пошел снег, значит температура близится к отрицательной. И долгожданного исцеления все-таки не произошло.

Он поднялся следом, без единой эмоции на лице посмотрел наверх.

— Надень, —