В ответ Гилберт усмехнулся, как бы говоря «да, я такой», и узурпация его халата была узаконена официально. Странно, но Эржебет даже нравилось носить его одежду, было в этом что-то необъяснимо приятное. Да и сам Гилберт, судя по довольной улыбке, наслаждался, наблюдая, как она разгуливает в его халате. За прошедшую неделю Эржебет успела узнать много нового о его вкусах. Например, он любил смотреть, как она причесывается, и мешать ей.

Вот и сейчас Гилберт сидел на пуфике за спиной у Эржебет, играя прядью ее локонов, то накручивая на палец, то подкидывая.

— Хватит уже дурачиться, — проворчала Эржебет, хотя на самом деле ей были приятны его прикосновения.

За последние дни она узнала много нового и о своих вкусах.

— Почему ты отрастила волосы? — внезапно спросил Гилберт. — Ты ведь так долго носила их до плеч и собирала в хвостик.

— Который ты обзывал куцей метелкой, — хмыкнула Эржебет, отложив расческу на трюмо. — Неужели ты по нему скучаешь?

— Не скучаю. — Гилберт замялся на мгновение, подбирая слова. — Так лучше. Интереснее. С длинными волосами можно сделать много всего…

— Что ты там задумал? — Эржебет насторожено заглянула в зеркало, пытаясь определить, что делает непредсказуемый Гилберт.

— Не дергайся, — буркнул он. — Я сделаю тебе шикарную прическу.

Эржебет почувствовала, как он начал заплетать ей косу, неторопливо и осторожно перебирая ее мягкие кудри. Эржебет внимательно наблюдала за ним в зеркало: вот Гилберт сосредоточенно свел брови, вот торжествующе улыбнулся, вот сложил губы трубочкой и задумчиво уставился на что-то. Столько лиц. Было очень интересно следить за его подвижными чертами, такими живым, непрерывно изменяющимися.

— Готово! — гордо объявил Гилберт. — Прекрасная прическа от Великого.

Он перекинул Эржебет через плечо кривую косу, с торчащими во все стороны прядками.

— Что же здесь шикарного? — Эржебет не удержалась и хихикнула. — Руки у тебя не из того места растут, Великий.

Гилберт ничего не ответил, а через мгновение Эржебет ощутила, как его теплые пальцы скользнули по ее шее, которую теперь не скрывал водопад волос. Эржебет охнула от неожиданности.

— Хитрый засранец, так вот зачем ты это затеял…

— Может быть…

Гилберт куснул мочку ее уха, опаляя горячим дыханием кожу, поцеловал шею. Эржебет откинулась на спинку кресла, чуть склонила голову, отдаваясь его поцелуям. По телу разлилась приятная истома, дурман затопил сознание.

Часто в последние дни Эржебет с отстраненным удивлением думала, как же чутко она реагирует на любые, даже самые невинные прикосновения Гилберта. Объятие, пожатие руки… А каждый его поцелуй отдавался в теле яркой вспышкой.

Эржебет смущалась, пыталась скрыть свою неловкость за язвительностью, вместо рвущихся с губ нежных слов говорила гадости. Вчера она еще и решила доказать, что тоже может заставить Гилберта трепетать, неловко краснеть. И у нее получилось. Эржебет сама не ожидала от себя такой раскованности и дерзости. Но рядом с Гилбертом с ней действительно происходили странные вещи. Всегда. Еще с их первой встречи. Еще тогда в Эржебет что-то необратимо изменилось.

Ей доставляло удовольствие соблазнять Гилберта, видеть, как он изнемогает от желания. Играть с ним было так приятно. Но игра с огнем всегда опасна. В итоге Эржебет опять поглотило неудержимое пламя, в тот день они так и не выбрались из спальни.

Эржебет изумляла неугасимая страсть Гилберта, его почти животная потребность в плотском наслаждении. Он всегда припадал к Эржебет, словно терзаемый жаждой путник к оазису в пустыне, и выпивал ее до капли. Но она была рада этому, ощущала себя не опустошенной, а наоборот полной до краев. Она сама была такой же жадной, как и он, требовала от него огня больше и больше, все, что он может дать. За все те годы, что они были вдали друг от друга, за все те годы, что притворялись друзьями. Она стремилась наверстать упущенное время. Любить… Вот только любить ли?

Эржебет старалась об этом не думать, в какой-то момент отбросила рассудительность, не пытаясь понять, что происходит между ней и Гилбертом. Она жила настоящим, не беспокоясь о будущем. Ее поглотило наваждение, бесконечный сон, который был гораздо ярче и живее всей ее предыдущей жизни. Гилберт тоже, казалось, наслаждался моментом, проводя с Эржебет все свое время. Он не говорил о чувствах, не спрашивал ее, зато часто напоминал о ее обещании. Эржебет ощущала себя пленницей, пыталась то и дело уколоть Гилберта, однако ночью опять жадно целовала его. В момент наивысшего наслаждения Эржебет казалось, что ей вот-вот откроется некая истина, сокровенная тайна их притяжения друг к другу. Но эйфория проходила, маски возвращались на место, они оба продолжали свою странную игру под названием «это не любовь».

Вот и сейчас шелк скользил с плеч Эржебет, Гилберт покрывал поцелуями ее белую кожу. Эржебет судорожно вздыхала, тихонько постанывала.

«Сильнее… Сильнее… Как же хорошо. Я люб…»

Резкий стук в дверь ворвался в сладостную грезу. Эржебет не смогла сдержать раздосадованного шипения, Гилберт выругался сквозь зубы.

— Кто там?! — раздраженно выкрикнул он.

— Господин Пруссия, вы приказывали напомнить о сегодняшнем заседании Совета Министров, — донесся из-за двери робкий голос слуги.

— Ах ты черт, совсем из головы вылетело.

Гилберт резко встал, Эржебет обернулась к нему, стараясь выглядеть не слишком разочарованной.

— Дела? — с нарочитой небрежностью спросила она.

— Политика, чтоб ее. Сегодня важное заседание, поэтому придется идти и выслушивать всех этих напыщенных идиотов, иначе Фриц с меня шкуру спустит.

«Политика… Ну да, всю эту неделю Гил был со мной, так что наверняка накопилась уйма государственных дел. Какой он все-таки легкомысленный иногда, забывает о долге. Долге… Государственные дела…», — последние слова эхом разнеслись в голове Эржебет, она вдруг с кристальной ясностью осознала, что за все это время ни разу не вспомнила о своих многочисленных обязанностях.

Гилберт поглотил все ее мысли.

«Это не он легкомысленный, а я! О Боже! Меня не было целую неделю! Моя страна… Мне ведь надо за стольким следить. Я взяла и исчезла. Никому не сказала, куда ухожу! Родерих, мои вельможи, Аличе, они ведь все волнуются…»

Эржебет охватила паника. Гилберт мгновенно ощутил перемену в ее настроении, но истолковал по-своему.

— Не скучай, Лизхен. Я скоро вернусь. Всего лишь съезжу в королевскую резиденцию в Потсдам и к вечеру уже буду дома. — Он ласково чмокнул Эржебет в макушку, потрепал по щеке.

«Дома… Но ведь это не мой дом!»

Гилберт оделся, стремительно вышел из комнаты, хлопнув дверью. Мгновение Эржебет смотрела ему вслед, а затем медленно развернулась и заглянула в зеркало. Оттуда на нее потерянным взглядом уставилась растрепанная девушка, на шее и на оголенном плече которой виднелись яркие следы от поцелуев. Эржебет подняла дрожащую руку, прикоснулась к одному из розовых пятен, пощупала, словно не веря. Она не узнавала себя, не понимала, как она могла вот так легко забыть о своем долге страны. Эржебет вдруг стало страшно. Ее захватило одно желание: как можно скорее вернуться в свою привычную жизнь.