Что касается армии, то тут я лишь взял на себя обязательство по содержанию части карфагенских наёмников, а также предоставлению и самостоятельному содержанию воинского контингента в 3 000 всадников.

Оформленных, разумеется, в качестве «наёмников из числа галатов, фракийцев, иллирийцев и прочих варварских народов…». В принципе, ложью это и не было — среди них были и фракийцы, и фракийские галаты, и иллирийцы, да и все прочие. Правда, их содержание было мизерным, в то время как «прочие варварские народы», среди которых — армяне, арабы, мидяне, бактрийцы и другие восточные народы, превалировали в составе войска.

К слову, последние, в большинстве своём, вообще-то, были моими подданными, но вот такой вот хитрой формулировкой они были оформлены как «прочие варвары». Ну, а численность отряда, разумеется, была многократно занижена, в результате чего отряд даже при внимательном рассмотрении выглядел для римской агентуры как «какие-то там горстки фракийцев и иллирийцев, ха!»

В то же самое время, это были 3 000 всадников, причём не просто всадников, а лучших всадников, буквально рождённых в седле и проживших всю свою жизнь в седле. Кроме того, всадников с отличной выучкой, высокой дисциплиной, талантливыми и многообещающими офицерами, а также внушительным атакующим и защитным вооружением, на минуточку.

Разумеется, это было серьёзным усилением карфагенской армии, у которой на момент вторжения в моей прошлой жизни было всего 9 000 всадников.

Как не трудно посчитать, это довольно внушительное укрепление карфагенской конницы, тем более, что для них оно являлось совершенно бесплатным. Ну и, разумеется, как финальный штрих, я потратил значительные денежные средства на укрепление карфагенской власти в Иберии, в частности, на подкуп иберийских племён.

Вернее, это проделывал в рамках тщательной подготовки к военной операции против Рима сам командующий карфагенскими силами в Иберии — Ганнибал Барка, а я его просто спонсировал самым активным образом, естественно, в обход коррумпированного карфагенского Сената.

Ну и, наконец, мои усилия кульминировали в том, что Ганнибал, один из величайших военных умов античности, наконец-то, напал на Сагунт, союзный Риму, воспользовавшись удачным случаем — значительная часть римского флота была в данный момент уничтожена в морском сражении при Фаросе…

Глава 30. То и пожнёшь

… Карфаген должен быть разрушен …

Правда, напал он на него не в 219 году до нашей эры, а в 218, так как его силы увеличивались всё более и более благодаря моей поддержке, и он закономерно желал извлечь из этого как можно больше пользы для себя.

Впрочем, как уже было ранее сказано, его мнение по поводу даты начала войны изменилось вместе с тем, как римский флот оказался на грани практически полного уничтожения после битвы при Фаросе, что в Иллирии.

Иллирийцы под руководством Деметрия Фаросского (он как раз происходил из этой сиракузской колонии) полностью разгромили римский флот в крупном морском сражении, доказав верность избранного мной пути развития.

В любом случае, для Ганнибала Барки это стало буквально спусковым крючком, ведь теперь, когда большая часть римского флота была уничтожена, а он располагал флотом в четыреста кораблей, из которых двести были снаряжены мной, пороховая бочка в Иберии должна была взорваться моментально.

Собственно, она и взорвалась — в 218 году до нашей эры Ганнибал напал на Сагунт, осада которого, впрочем, затянулась на 7 месяцев, несмотря на мощный флот, армию и осадный парк.

Рим, тем временем, бездействовал в отношении Сагунта и Ганнибала. Вернее, вынужден был бездействовать — как-либо помочь своему союзнику в лице греческого полиса на средиземноморском побережье Иберии он не мог в силу преимущества Карфагена на море.

Что Рим делал, так это восстанавливал флот. Где? Ну, естественно, на моих восточных верфях — я точно также выдал, но уже Риму, значительный заём на строительство военного флота, но уже в триста кораблей. Конечно же, я также взял на себя обязательства по содержанию флота.

Ну и, собственно, в течение всего 7 месяцев я успешно подготовил для Рима флот в триста кораблей — из них двести двадцать было пентер, шестьдесят тетрер и сорок триер. Конечно же, сделал я это не из злости.

При текущем ходе войны разгром Рима случился бы гораздо быстрее, чем мной планировалось изначально, а кроме того — слишком просто бы Рим дался Карфагену.

Это, разумеется, было не в моих планах — в моих планах было заставить Карфаген и Рим драться до тех пор, пока обе стороны не останутся на самом исходе своих ресурсов — людских, материальных, финансовых и всех прочих.

Следовательно, мне нужно было помочь как-то Риму. Ну, я и помог. Причём не только займами на новый флот и денежным довольствием на его содержание.

Разумеется, я также помог снижением пиратской активности в Иллирии и передачей ряда очень ценной военной информации, а также очередной «горсткой наёмников», на этот раз уже исключительно наёмной лёгкой кавалерии в три тысяч всадников из числа арабов, парфян, скифов и прочих кочевников. Ну, не считая ещё каких-то тридцати тысяч прочих наёмников, конечно же.

Кроме того, я обеспечил Рим целым витком дешёвых займов на закупку хлеба, оружия, доспехов, коней, а также прочих товаров. Разумеется, римляне от таких предложений не отказывались, что играло мне на руку.

Я снабжал их своими товарами в кредит, подвергая их отечественное производство разорению, в то время как мои производства развивались в условиях высокого спроса на их продукцию, а они мне были, конечно же, за это даже благодарны.

Ну и, да, естественно, все ранее существовавшие ограничения и препятствия были сняты, как будто бы их никогда не было — буквально по щелчку пальца.

Разумеется, все эти меры позволили мне серьёзно усилить ослабевший Рим, подготовив его к предстоящему противостоянию с Карфагеном. Ну, а оное уже было в самом разгаре.

Ганнибал, оставивший в Африке и Иберии ограниченные контингенты для их защиты, устремился теперь в Италию. Италию, где он желал покончить с могуществом Рима самым жёстким и самым верным способом.

Впрочем, прежде ему предстояло сразиться с римлянами за вход в эту самую Италию. Ему необходимо было разбить флот врага, либо миновать великие альпийские горы, которые отважился бы пройти только настоящий безумец.

Конечно же, Ганнибал безумствовать понапрасну не желал — он избрал морское сражение, как ключ к Италии. Сконцентрировав в своих руках триста из четырёхсот имеющихся кораблей и оставив остальные суда на защиту прибрежных акваторий Африки и Иберии, он направился навстречу вражескому флоту в