Все простите. Мы обязательно отомстим за вас, я обещаю… Боже, это же не может длиться вечность? — ревел один из солдат, шлем которого давно канул под множественными, истерзанными сталью да магией телами. И разве Бог бы позволил всему этому случится? Разве он бы не помог достойным детям одолеть великого и опасного врага?

Ряды смыкались. Жалкая оставшаяся кучка некогда сильной и гордой армии сейчас проводила ротацию и перегруппировку, смотря на жалкие заклятья, оставшиеся от мощного магического потока. Они кружили, злились, но выжидали момент.

Предатели стягивали силы, громко хохоча да кислотно смеясь, до сих пор бодрые, смелые и неистовые, готовые идти до конца. Победа фактически оказалась в их неверных жестоких руках.

Быстрая, ширококрылая, грациозная птица молнией пронеслась над изувеченным и полностью уничтоженным полем. Кроваво-красная земля пузырилась и превращалась в липкую жижу, пожары охватывали всё больше и больше территорий, своими языками пожирая горы трупов, целое большое море убитых, что отдали свои жизни за влияние архимагов на политической арене. Разменные монеты, обычные рабы тонули в длинных огненных языках не в силах сопротивляться, ведь их глаза были давно закрыты. Птица ворвалась в жирный, плотный, чёрный столб, тянущийся от поля к ясному, голубому небу. Спустя секунду она вылетела, едва не задохнувшись, и лицезрела множество чернющего дыма да серого клубящегося пара. Ловкими движениями лавируя между столбами да стараясь не смотреть на красное море под собой, оставшееся после чудовищного сражения, птица оказалась прямо над полем битвы, на несколько минут ставшее тихим и спокойным. И только одна молния, до сих пор летающая над святыми магами в небольшой компании из других заклятий, всколыхнулась, резко подлетела и разрядилась о птицу. Её глаза закрылись, крылья опустились и та полетела вниз, прямо в то ужасное поле, что она мечтала пролететь, делаясь частью этого кровавого пира, становясь единой со смертью, ставшей здесь главной и неоспоримой хозяйкой. Стремясь спасти мир, сохранить его да приумножить архимаги разрушали его, убивая природу, умертвляя себе подобных да беззащитных пролетающих мимо птиц. Люди сейчас несли только разрушение, стремясь поддерживать только собственный мир, порядок и процветание. Птичка плюхнулась в кровавую баню, навсегда становясь единой с ней и со всем остальным, невольно ставшим единой, страшной картиной. И то что раньше было некогда прекрасным, чистым, солнечным и зелёным полем сейчас полнилось смертью, смердящими разлагающимися телами, мухами, кровью, горящей травой, обильными пожарами, дымом и копотью. Прекрасный островок, так похожий на Эдемский сад, теперь оказался в руинах, полностью уничтоженный и продолжающий умирать, вслед за пришедшими сюда людьми. И ведь потомки Детей Бога так ничему и не научились. Ни любви, ни преданности, ни верности, ни состраданию. Они вновь воевали, как встарь, бунтовали, убивали и разрушали, ещё больше доказывая Отцу, что они глупы и наивны как Дети. Всё осталось как прежде. Жизнь их не учила, а лишь и дальше позволяла конфликтовать, сражаться, бунтовать и разлагаться в своих мыслях. Нижний мир, придуманный как наказание, сейчас давал им свободу продолжать жить такой жизнью, какой они и жили ранее, ещё в эдемском саду. Ничего не менялось, люди какими были, такими и остались. Непослушными, своевольными глупцами, считающими себе повелителями мира и его нисвергаемыми единственными королями…

— Вальтер, каков твой план? Чего ты ждёшь? — дрожащим голосом спрашивал Адонис, которого Дамир безуспешно пытался успокоить, утешить.

— Ждите. У меня точно всё получится. Больше не будет войн, я всё исправлю, я больше не допущу этого ужаса. Либерт… Робкий бледный червь, почему ты бунтуешь? Как ты это делаешь? Ты же ведь боишься, ты же ведь понимаешь что не прав, что глуп и труслив. Так как ты всё ещё держишься? Ведь ты знаешь что расплаты и смерти тебе не избежать. Тебя никто и никогда не простит! Неужели ты готов отвечать за свои поступки? Даже не станешь бежать от грядущего наказания?

Дамир поглаживал трясущуюся, горбатую спину несчастного старика, а Акбек восхищёнными глазами продолжал смотреть на великие события, стоя в одном строю со вторым своим хозяином.

Вальтер же был готов. Либерт ответит за всё — за всех погибших, за предательство, за свою ужасную магию, за всё это его совсем скоро ожидает наказание, непременно страшное и праведное. Трус, возомнивший себя самим Богом, будет повержен, как повергались всегда враги человечества. И тощий, внезапно набравшийся смелости архимаг получит сполна за все свои грехи!

— Они меня никогда не простят. Они меня никогда не отпустят… — Либерт впервые озвучил свои мысли вслух. Рядом с ним было пусто, тихо, спокойно. Конь тронулся, стремительно приближаясь к ликующему, довольному войску, сейчас уверенному в своей безоговорочной победе. — Расплата близко, я чувствую это.

Он не боялся. Сейчас он словно бы слился с этой глупенькой, наивной лошадкой, смело идущей вперёд, не думая и не осознавая своей участи. И Либерт был на этом пути один-одинёшенек. С гордо вытянутой спиной, с прямым серьёзным взором он направлялся к собственным воинам, дабы добровольно и смело положить свою голову на плаху вместе с остальными людьми, которых давно считали за преступников и предателей.

Когда тощий бледный архимаг подскакал к глубокой взрывной воронке, его войска ликовали ещё сильнее, ещё смелее, ещё громче, чем прежде. Противник, их враг, бойцы Церкви Господа отступали прямо вниз, прямо ко дну дымящейся, горящей воронки, не в силах противостоять активным, безумным атакам. Сталь ярко сверкала в свете солнца, святые маги всё ещё отвечали на атаки, однако дух их был уже давно сломлен. Поражение порождало следующее поражение и так раз за разом. Архимаги не смогли помочь собственным солдатам. Они проиграли это сражение…

— Как печально. Мы празднуем победу над врагом перед суровой собственной кончиной… Как же смешно и грустно, как же радостно и одновременно безумно всё это выглядит… — тихим, печальным голосом молвил Либерт на фоне всеобщего, громогласного, победного крика. Да, враг наконец оказался в опасном для него окружении. Враг оказался на самом дне ямы, воронки, откуда выбраться было сложно даже ему. — Это наша полноценная победа, что сейчас и принесёт нам сокрушительное поражение. Всё кончено, я не сбегу…

— Э? — недоумённо повернулся один из магов, смерящий бледного архимага с землёй. Они никогда его не любили… Даже семья в своё время отвернулась, сделав гордого, тощего человека обычным рабом, лишив его права быть настоящим человеком, жить настоящей, свободной жизнью. А ведь всего что он хотел и о чём мечтал — быть нужным, любимым, значимым. Жить простой скучной жизнью в кругу семьи, ценящей и уважающей его заслуги, поддерживающей и говорящей искренне и чисто,