Алексей замолчал и осторожно посмотрел на Катю, она лежала, замерев, слезы текли. Сворачивалась в комок, каким она была в животе матери. Плечи судорожно вздрагивали. Алексей обнял ее, прижался неловко. Потом встал осторожно, его пошатывало, взял плед со стула, прикрыл Катю и выключил свет. Лег и обнял. Катя все так же тихо плакала. Повернулась к Лешке, уткнулась в грудь.

– Не плачь, – бормотал тихо Алексей, – все ведь нормально. Ну?!

Человек вынослив. Молодость особенно. Катя хорошо знала, что все выдержит, не сама Катя, но природа ее точно знала это. Все, что случилось, проносилось в ее сознании дурным шквалом непонятных действий, которые не вызывали никаких чувств, кроме недоумения. Она была в шоке от случившегося и не чувствовала себя пострадавшей, но представляла невольно, как Лешку бьют эти звероподобные люди.

– Если бы не я, они бы тебя не тронули! – сказала она вдруг и поднялась на локте. – И вот, мне ничего, а тебя избили! За что тебя избили?!

– Это Настя все устроила! – Алексей сел в кровати. – Я слышал, как она шепталась с Мурадом. Я просто не понял. Это она. Про порошок какой-то Мураду сказала и дала вот так, в руку. На меня еще зыркнула! В «Кока-коле» порошок был! Ты тут вообще не виновата ни в чем! У тебя голова кружилась?

– Что ты, Леша…

– Я тоже вырубился… от водки так не бывает! Она еще сказала Мураду… – Алексей замялся, – «насыпь этой… целке» и выругалась очень грязно.

Катя лежала молча. Замерев. Только рука медленно перебирала плед на груди. Потом вздохнула судорожно, обняла Алексея и прижалась к нему. Полежала немного, прижалась крепче, грудью и всем телом, неловко виском упираясь в Лешино лицо, проговорила вдруг тихо в подушку:

– Леша… я тебе нравлюсь?

– Нравишься, – сознался Алексей, чуть отворачиваясь и освобождая рот от ее волос. – Очень!

– Ты можешь… со мной… сейчас… ты же это можешь? – она замолчала.

Алексей перестал соображать, чувствовал только, как Катина рука на его спине захватила пальцами и ногтями кожу и замерла в напряжении.

– Что… ты… почему? – просипел Алексей, слыша, как страшное волнение заколотилось в груди и висках. – Ты что хочешь?

Голос его куда-то делся, во рту пересохло, он покашлял, прочищая горло, стук в висках острой болью отдавал в разбитое лицо. От необычного страха, которого он не испытывал никогда в жизни, сердце вдруг стало огромным, его удары отдавались во всем теле. Катя все так же иступленно прижималась, а он все из того же высокого страха боялся ее касаться. Он осторожно убрал руку с ее плеча и поджал неудобно на весу. У Кати была немаленькая и упругая грудь, Алексей очень ее чувствовал через тонкий халатик и от этого ощущал еще большую мучительную, постыдную неловкость и еще больший страх, лишавший его воли. Он думал, что Кате неудобно так лежать, что ей так трудно дышать… еще какие-то посторонние, детские и глупые мысли мешались в голове. Его худая и плоская грудь грубо и, наверное, неприятно прижималась к Катиной. Он мысленно отстранялся, чувствуя одновременно, как руки его предательски и гадко трясутся и неудержимо и подло к Кате стремятся.

– Я такая… мне так стыдно… но пусть уже! – выдыхала Катя отчаянно сквозь сцепленные зубы и слезы, она обняла его за шею и сильнее притянула за голову, а другой рукой за спину.

Алексей замер, он не смел ни двигаться, ни говорить, он не волновался уже, но вдруг притих в Катиных объятиях. То, что сейчас происходило, было больше его понимания, это был могучий и древний запрет, и он покорился ему. Те чистые токи, что текли сейчас от него к Кате стали множиться и возвращаться, и вскоре заполнили всю комнату, и Катя тоже затихла и расслабила свои нечаянные просительные объятья.

Они замолчали надолго. По потолку чуть качались слабые тени с улицы. Алексей гладил ее руку, теперь он боялся, что она встанет и уйдет. Очнется, встанет и уйдет.

– Я первый раз в жизни лежу в постели с мужчиной. – Катя окончательно расслабилась и откинулась на спину. Вздохнула задумчиво.

Алексей, разлепив ссохшиеся разбитые губы, буркнул огорченно:

– Да какой я мужчина?!

– Ты? – Катя замолчала. – Ты мужчина, Леша! Ты настоящий! – Она опять прижалась к нему и шепнула. – Я сегодня видела, каким должен быть настоящий мужчина.

Утром приехал врач от Мурада и забрал Алексея на рентген. Катя пошла в ванную и только здесь увидела свое тело. Руки, ноги, грудь… все было в синяках. Между ног, возле самых трусов ясно отпечаталась багрово-синяя мужская ладонь с пальцами и следами ногтей. Катя испуганно потерла ее рукой, быстро вышла из ванной и в растерянности села за кухонный стол. Сердце колотилось. Перед ней сами собой поползли картины вчерашней ночи.

По комнате ходили большие мужики, свет загорелся, было страшно и непонятно, потом свет погас и остался желтый полумрак, а на потолке возникли черные тени этих мужиков. Ее раздевали, она слабо сопротивлялась, она была в их руках, как полуживая. Только качала головой и поднимала вялые руки, защищаясь. Сняли куртку, Славик что-то сказал толстому Октаю, тот пошлепал Катю по щекам и спросил, нервно подхихикивая и заглядывая ей в глаза:

– Эй, ты что совсем отключилась?! Хи-хи-хи…

Славик вытряс ее из свитера, Октай взял бутылку воды, набрал в рот и сильно обрызгал лицо Кати. Еще пошлепал по щекам и полил на голову.

– Давай, ты первый! Целочка! – Октай смешно повилял толстым задом, покачал головой из стороны в сторону, грузно плюхнулся на соседнюю койку и закурил. От воды Катя чуть очнулась, у нее на груди чьи-то толстые пальцы расстегивали пуговки рубашки, Катя одной рукой ухватилась за рубашку, другой за руку. Славик оттолкнул ее, затрещала ткань, пуговицы полетели. Так же легко освобождая груди, порвал старенький лифчик. Его сильные руки больно схватили Катю под плечи, приподняли и бросили головой на подушку. Катя закрывалась, Славик, не обращая на нее внимания, помял-потрепал небрежно груди, гыкнул довольно и расстегнул молнию на Катиных джинсах. От унижения и стыда Катя начала приходить в себя, она резко подтянула колени к груди и нечаянно коленом ударила Славика в ухо.

– От, сука, давай, молодец! Проснулась! – Он звонко шлепнул ладонью по Катиной щеке и засмеялся.

Удар был сильный и неожиданный, Катя откинулась на подушку и расслабилась, Славик сдернул джинсы с бедер, потом одну штанину, другую Катя не давала, он дернул сильнее, подкинув ее над кроватью, раздался треск изношенной материи, и она осталась в одних трусах. Октай торопливо подскочил с соседней кровати:

– Дай я, Славик, дай я! Это – я!

Он схватился волосатыми толстыми пальцами за трусы, рванул их в стороны и плотоядно рыкнув, вытянул разорванные трусы из-под Кати. Славик неторопливо раздевался. И тут, увидев в метре от себя голого возбужденного мужика, Катя как будто очнулась, громко ойкнула и заорала. Октай заткнул ей рот ее же трусами, вдавил голову в подушку, Катя схватила его за руку, другая рука Октая грубо шарила между ног. Катя зажималась, но уже чувствовала его пальцы внутри себя и, кусая руку Октая и хлеща его по морде, заорала от ужаса.