— Мне приходило это в голову. Мы еще раз все как следует продумаем, обговорим и тщательно проработаем. Брэнна, можешь рассчитывать на меня в полной мере, не считаясь со временем. И в любое время дня и ночи!

— Никаких поездок не намечается? — небрежно поинтересовалась она.

— Ничего такого, что нельзя было бы отложить или перенести. Пока дело не сделано, я здесь.

— А потом?

Он долго смотрел на нее и ничего не говорил.

— А потом увидим, что будет.

— Одного он добился, — Айона взяла Бойла за руку, — сделал нас сильнее. С семьей всегда так: она борется и совершает ошибки. Но благодаря им делается сильнее. Вот мы уже и стали сильнее.

— Тогда — за ссоры и косяки!

Коннор поднял бокал, остальные последовали его примеру, со звоном чокнулись и выпили.

12

Коннор понимал, что это сон. Мысленным взором он видел себя, раздетого, уютно укрытого одеялом, в постели с Мирой, и чувствовал — когда возвращался мыслями назад, — как сердце ее бьется рядом с его собственным.

В тепле и безопасности. В постели, думал он.

Но, когда он шел лесом, в воздухе висела ночная прохлада, а облака, затеявшие игру с выросшей до трех четвертей луны, делали еще глубже и темнее лесные тени.

— Что мы ищем? — спросила Мира.

— Пока не найду — не узнаю. Тебя здесь быть не должно. — Он остановился, взял в ладони ее лицо. — Оставайся в постели и спокойно спи.

— Ты меня не запрешь! И не оставишь в стороне. — Она решительно взяла его за запястья. — Ты обещал! И это не только твой сон, но и мой.

Он мог отослать ее назад, в сновидения, которых она и не вспомнит. Но это будет равносильно тому, что солгать.

— Тогда держись поближе. Я здесь дороги не знаю.

— Мы не дома.

— Вот именно.

Мира подняла меч, который оказался у нее с собой, и лезвие сверкнуло в слабом отсвете луны.

— Это ты мне дал меч? Или я его сама взяла?

— Я тоже не знаю. — Его кожа заблестела, рецепторы обострились. — Что-то есть в воздухе.

— Дым.

— Да, и что-то еще. — Коннор поднял руку и сотворил светящийся шар. И использовал его как импровизированный фонарь, чтобы разогнать тени и осветить путь.

На лесную тропу шагнул олень, увенчанный рогами, как серебряной короной. Шкура его отливала золотом. Он постоял с минуту, неподвижный, как статуя, будто давая людям возможность насладиться его красотой, затем повернулся и с царственным величием зашагал сквозь клубящийся туман.

— Нам идти за оленем? — удивилась Мира. — Как в той песне?

— Да. — Но света он не погасил. Теперь они оказались в густой чаще леса, где витали запахи зелени, земли и дыма, а олень продолжал шагать с неспешной грацией.

— И часто с тобой это бывает? Такого рода сны?

— Нечасто, но и не в первый раз. Хотя со мной впервые кто-то свой. Вон там, видишь? Еще огонек?

— Слабо, но вижу. Это может быть ловушка. Ты его не чувствуешь, Коннор? Он здесь, с нами?

— Воздух пронизан магией. — Настолько, что было удивительно, как этого не чувствовала Мира. — И черной, и белой. Тьмой и светом. Они колотятся, как удары сердца.

— И пробирают по коже.

Значит, она тоже их чувствует.

— Не хочешь вернуться?

— Нет, не хочу. — Но она стала держаться еще ближе к нему, а олень вел их в направлении света.

Коннор простер свое энергетическое поле вперед и посмотрел, что там. И в тусклом свете различил очертания, а затем и лицо.

— Это Эймон.

— Мальчик? Сын Сорки? Мы вернулись на несколько столетий в прошлое?

— Похоже на то. Он стал старше. Еще не взрослый, но постарше, чем в тот раз, когда мы встречались. — Коннор заглянул вперед еще раз и вступил в мысленный диалог. Это Коннор из рода О’Дуайеров. Твоя кровь. Твой друг.

Он почувствовал, как парнишка расслабился, но только самую малость. Тогда добро пожаловать. Но ты не один.

Я привел друга. Девушку. Она и твой друг.

Свет от двух источников слился в один, и олень шагнул в темноту. Взгляду Коннора предстал небольшой домишко, с аккуратным навесом для лошадей и ухоженным садиком, где росли пряные и лекарственные травы.

Они обжились здесь, подумал он, трое детей Сорки. И обжились неплохо.

— Добро пожаловать! — повторил Эймон и отложил в сторону шар света, чтобы пожать Коннору руку. — И тебе тоже, — обратился он к Мире. — Не чаял тебя снова увидеть.

— Снова?

Теперь мальчик вгляделся пристальнее — глаза у него были такими же синими, как надетый на шею самоцвет под названием «ястребиный глаз».

— Ты разве не Анья?

— Богиня? — рассмеялась Мира. — Нет, не она.

— Не богиня, а цыганка, названная ее именем. Ты на нее очень похожа, но теперь я вижу, ты совсем не она.

— Это Мира, мой и твой друг. Она из нашей команды. Скажи-ка мне, братишка, сколько, по-твоему, прошло времени с тех пор, как мы с тобой виделись?

— Три года. Но я знал, что увижу тебя снова. Мне цыганка нагадала, а я видел, что она в этом знает толк. Как-то по весне она пришла к нам утром, чтобы совершить кое-какой обмен, и сказала, что к нашему порогу ее привели магические знаки и предзнаменования. Она сказала, что у меня есть родственник в другом времени и мы с ним еще повидаемся и во сне и наяву.

— Во сне и наяву… — Коннор задумался.

— Она сказала, мы вернемся домой и встретим свою судьбу. У тебя, прекрасная дама, ее лицо и ее повадки. Ты из ее рода — из рода той, что называла себя Анья. Поэтому, как и ее, я благодарю тебя за то, что дали мне надежду, когда я так в ней нуждался.

Он взглянул на Коннора.

— Это было после нашей первой зимы в этих краях, когда казалось, что тьма никогда не рассеется. Я очень тосковал по дому, страстно жаждал увидеть его снова.

А он вытянулся, подумалось Коннору, и обрел уверенность.

— Вы обустроили себе дом здесь.

— Мы живем и учимся. Это хороший край, его первозданность привлекает. Но нам троим — той самой троице — необходимо снова увидеть родной дом, прежде чем обзавестись собственным. И мы обязаны его сберечь.

— Но время еще не пришло, да? Уверен, когда придет, ты это почувствуешь. Как сестры? Все в порядке?

— Все хорошо, спасибо. Надеюсь, и у твоей сестры тоже.

— Да. Нас теперь шестеро. К нам троим примкнули еще трое, и мы тоже учимся. Он овладел чем-то новым. Магией теней. Способом балансировать на грани миров и форм. Твоя мама что-то писала о тенях, и Брэнна изучает ее книгу.