Среди придворных у Драгомирова было много недругов; было много таковых и среди петербургской аристократии. М.И. никому не спускал.

Когда вышел роман Л. Толстого «Война и мир», появился разбор этого романа, талантливо написанный Драгомировым. Граф Л.Н. Толстой никогда не посмел чем-либо ответить на этот разбор, но в его лице Драгомиров приобрел врага. Впоследствии Толстой написал свой бесталанный разбор «Солдатской памятки» Драгомирова и выпустил свою преступную солдатскую памятку, призывавшую солдат уклоняться от военной службы.

М.И. Драгомиров, особенно впоследствии, занимая пост генерал-губернатора Киевской, Подольской и Волынской губерний, приобрел много врагов среди чиновной русской бюрократии, проводившей крайнюю черносотенную политику. Драгомиров доказывал, что этим путем не укрепляются, а, наоборот, расшатываются монархические основы. М.И. особенно возмущался и боролся против попыток жандармского корпуса и гражданской администрации раздувать всякие случаи противогосударственных настроений и на этом строить свою карьеру. Он требовал правды, которая в неприкрашенном виде и должна была представляться Царю.

Что же касается чисто военного дела, то в большинстве случаев авторами обвинений против Драгомирова являлись или пострадавшие от Драгомирова, или им сильно задетые. В числе их наиболее видными были Г.А. Леер (противник М.И. Драгомирова по толкованию основных вопросов стратегии и военного искусства-науки), генерал Пузыревский, генералы Сухотин, Батьянов, Дохтуров и некоторые другие. А затем шла стая мелких шавок, умело извращавших учение Драгомирова и смущавших умы рядового офицерства.

На наших окраинах (Привислянский край, Кавказ, Юго-Западный край – губернии Киевская, Волынская и Подольская, Туркестан, Сибирь, Дальний Восток) считалось необходимым объединять действия всех губернаторов и всех вообще гражданских властей путем объединения ряда губерний или областей в генерал-губернаторства. Но между командующими войсками соответствующих округов и генерал-губернаторами, если власть не объединялась в одних руках, постоянно происходили недоразумения и трения. Эти недоразумения и трения, естественно, передавались и наверх и вызывали осложнения между военным министром и министром внутренних дел. Часто недоразумения между местными высшими властями представлялись на разрешение Государя Императора. Военные власти были обыкновенно сторонниками объединения власти в одних руках, а именно в руках командующих войсками, назначая их и генерал-губернаторами. Министры внутренних дел, наоборот, всегда настаивали на необходимости разделения власти, указывая, что «генералы» (командующие войсками) совершенно не подготовлены для выполнения функций генерал-губернаторов. Министры внутренних дел доказывали лишь необходимость строго регламентировать права и обязанности командующих войсками и генерал-губернаторов и тем достигнуть того, чтобы местные затруднения были устранены. Но как ни регламентировались эти права и обязанности, а практика показывала, что двух медведей в одной берлоге помещать нельзя.

Как Император Александр III, так и Император Николай II были за единоначалие, за соединение в руках командующих войсками обеих властей. Но на практике до самой мировой войны 1914 года так и не было окончательно установлено, должно ли быть на местах единовластие или нет. Этот вопрос всегда разрешался от личности командующего войсками: если эта личность была значительная и властная – обе власти объединялись в ее руках; если слабая и менее характерная – был отдельно командующий войсками и отдельно генерал-губернатор.

Эта борьба на верхах за то или иное решение вопроса велась и относительно Киевского округа. В семидесятых годах генерал-губернатором в Киеве был генерал-адъютант Чертков103, а командующим войсками – генерал-адъютант Дрентельн.

Происходит ряд крупных недоразумений; генерал-адъютант Чертков получает другое назначение, а на генерал-адъютанта Дрентельна были возложены функции и генерал-губернатора.

После смерти Дрентельна происходит опять разделение власти: в Киев одновременно получают назначения генерал-адъютант Игнатьев104 – генерал-губернатором, а генерал-адъютант Драгомиров – командующим войсками. Происходит опять ряд трений. Последнее недоразумение было очень крупное: произошло столкновение между полицией и офицерами. Генерал-адъютант Игнатьев принял сторону полиции. Генерал-адъютант Драгомиров настаивал на подробном расследовании особым лицом, назначенным по Высочайшему повелению. В результате граф Игнатьев уходит, а в руках Драгомирова объединяются обе власти – гражданская и военная. (Впоследствии, после ухода Драгомирова, опять разделение: Клейгельс105 – генерал-губернатор, Сухомлинов – командующий войсками. Опять недоразумения – Клейгельса убирают, а Сухомлинова назначают и генерал-губернатором. После Сухомлинова – вновь разделение: Иванов106 – командующий войсками, а Трепов107 (Ф.Ф.) – генерал-губернатор.)

Именно в период, когда М.И. Драгомиров был командующим войсками (до назначения его и генерал-губернатором), был пущен в ход ряд самых злостных обвинений против него и распускались слухи о его «смертных» грехах. Невольно напрашивается мысль, что к этому делу приложили руку местные агенты Министерства внутренних дел, кои, в своей рьяной работе, может быть, руководствовались указаниями свыше «наблюдать» за Драгомировым и о всем замеченном доносить, а может быть, и просто «перестарались», зная, что этим доставят удовольствие своему высшему начальству, которое получит в руки оружие для противодействия назначению Драгомирова генерал-губернатором. Я вновь подчеркиваю, что в отношении «совместительства» и «разделения» власти шла в Петербурге постоянная и очень упорная борьба между представителями обоих течений. При этих условиях даже невероятные и глупые сведения о «грехах» Драгомирова встречались радостно некоторыми петербургскими кругами, и если даже донесениям в душе и не верили, но все же ими пользовались и пускали «утки», которые могли залететь и во Дворец. Как бы ни была подла или глупа клевета или сплетня, она обыкновенно все же оставляет некоторый след.

В частности же у М.И. Драгомирова была репутация человека чрезвычайно острого на язык и не стесняющегося никакими рамками. Это способствовало тому, что всяким рассказам про «выходки» Драгомирова придавалась вера.

Существенную роль в «осведомлении» Петербурга о деятельности Драгомирова играл начальник жандармского управления в Киеве генерал Новицкий108. Был ли он когда-либо обижен или чем-либо задет Драгомировым, я не знаю, но, вероятно, другого более рьяного и упорного врага, чем Новицкий, у Драгомирова не было. В частности, мне только известно, что Драгомиров требовал, чтобы Новицкий и его агенты не совали носа в войска. Драгомиров считал, что за поддержанием в войсках порядка и недопущением проникновения в войска революционной пропаганды должно наблюдать строевое начальство, которое за это и ответственно. Наблюдения же за благонадежностью в войсках со стороны корпуса жандармов Драгомиров просто не допускал. На этой почве он несколько раз резко говорил с генералом Новицким и писал в Петербург. В конце концов по настоянию Драгомирова Новицкий был убран (вышел в отставку).