Старая дама осталась внутри, я вижу в окне ее голубые волосы.

Папа одной рукой срывает оранжевую пластиковую ленту. В последний раз наваливается, и машина падает.

Надо же, сначала ничего не слышно, как будто на самом деле у этой ямы нет дна и можно падать час за часом, как Алиса, когда она провалилась в кроличью нору.

А потом внезапно раздается оглушительный взрыв. Так бывает в грозу — молния сверкнет, а гром прогремит прямо над тобой чуть позже, когда уже и не ждешь. Камни дрогнули, и мне показалось, что вот-вот они сорвутся с места и яма закроется сама собой.

Я попятилась от нее. Я далеко не такая смелая, как Алиса.

10 ч. 22 мин.

Марсьяль велит Софе отойти еще дальше и смотрит в небо. Теперь он различает три вертолета, довольно далеко: два кружат над вулканом Питон-де-ла-Фурнез, третий направляется к другому вулкану — Питон-де-Неж. Он представляет себе полицейских — как они свешиваются в пустоту и, не отрывая от глаз биноклей, высматривают среди деревьев хоть какой-нибудь след, который помог бы им отыскать беглецов. Машина и два человека в ней, где-то между склонами вулкана и рекой — круг поисков заметно сузился.

Именно таким и был его план!

Приманить вертолеты, открыто, у всех на виду, поднимаясь в «ниссане» к вулкану. Помахать красной тряпкой, чтобы раззадорить их. А потом, как в Сен-Жиле, внезапно отделаться от машины, запутать следы и дальше идти пешком… Спуститься по противоположному склону вулкана к Сент-Роз, к океану, к бухте Каскадов.

Марсьяль улыбается Софе, потом начинает складывать вещи в сумку, одновременно стараясь запомнить карту во всех подробностях — перепады высот, леса, ручьи и овраги — и мысленно выстраивая трехмерную проекцию.

Как только они покинут заросли вокруг кратера Коммерсон, им придется столкнуться с двумя серьезными проблемами.

Во-первых, им надо будет пересечь Песчаную равнину, пройти два километра под палящим солнцем по черному пеплу, почти полностью поглощающему солнечные лучи, не отражая их. И нигде никакой тени. Мангал размером в пятьсот футбольных полей, здесь хватило бы места для того, чтобы жарить на нем сосиски для всех, кто населял остров в течение столетия. Им придется идти по открытому пространству, где их будет заметить так же легко, как муравьев на белой скатерти.

А если они каким-то чудом эти два километра преодолеют, им надо будет спуститься к океану по склонам вулкана.

Пятнадцать километров. Разность уровней — тысяча семьсот метров.

Софа точно не дойдет…

10 ч. 25 мин.

— А теперь иди сюда, солнышко. У тебя получился замечательный букет.

Я стою в нерешительности, прижимая к себе стебли. Мне кажется, что края ямы все еще дрожат.

— Иди сюда, солнышко, у тебя голова не кружится?

— Нет…

— Дай руку. Ты бросишь цветы на дно кратера, и тогда старая дама с голубыми волосами отправится в рай.

Мне хочется сказать папе, что, если бы он не убил эту бабулю, нам не пришлось бы устраивать весь этот цирк с раем и цветами и сталкивать машину тоже бы не пришлось, но я боюсь, что он опять рассердится.

Я иду вперед. Останавливаюсь в десяти сантиметрах от ямы.

Рука у папы мокрая.

Яма похожа на огромный рот. Голодный рот, который готов проглотить не только мой букет, но и меня вместе с ним.

Как лошадь с ее большими зубами — когда просунешь ей через решетку несколько травинок, она старается захватить вместе с ними и пальцы. И ладонь. И всю руку.

Я упираюсь в камни у самого края ямы, мне хочется, чтобы цветы упали на дно.

— Папа, ты крепко меня держишь?

Мама никогда не разрешила бы мне это делать.

Я наклоняюсь, почти свесившись над ямой. Папа держит меня за левую руку, а правой я, широко размахнувшись, бросаю букет.

Цветы сыплются дождем.

Они падают бесшумно. Я опускаю голову, мне хотелось бы как можно дольше следить за ними взглядом, — до самого центра земли.

Я слышу только, как ветер шелестит листьями и как высоко в небе жужжат насекомые. А может, это вертолеты?

— Папа, ты только не отпускай меня, хорошо?

10 ч. 32 мин.

Все улетели…

Кристос остался один сторожить стены полицейского участка в Сен-Жиле, глупее не придумаешь, он чувствует себя котом, которого хозяева оставили в августе полным хозяином большого дома и сада, а сами уехали в отпуск.

Да нет, он все-таки не один.

С ним осталась Имельда. Негритянка сидит в его кабинете и изучает подшивку «Реюньонского жандарма», ежемесячного издания, которое выпускает управление полиции: несколько страничек, заполненных сочинениями вдохновенных стажеров, прославляющих республику, жандармерию заморского департамента и ее офицеров… Кристос в него почти никогда и не заглядывает. На острове выходит столько журналов с полуголыми девушками на обложке… Кому же захочется читать желто-зеленый журнальчик, в котором если и мелькнет юбчонка, так от полицейской формы…

Кристоса сегодня с утра одолевают грязные мысли. Та стюардессочка его возбудила… Он смотрит на гамак и старается вообразить какое-нибудь гравитационное чудо, благодаря которому он смог бы закинуть туда Имельду, а потом другое чудо — забраться туда вместе с ней… Просто так, для развлечения.

Он не стал упрашивать Айю найти и ему местечко в вертолете этого самого Жипе, упустил возможность поиграть в туриста, полетать над островом, посмотреть сверху на каньон, на Маидо, на Мафат и Салази…

Уникальный опыт встречи с дикой природой.

И задаром!

Но кто-то же должен сторожить лавку… На самом-то деле у Кристоса не было ни малейшего желания любоваться слаженными действиями Ларошевых снайперов. Тридцать вооруженных охотников спустятся с небес, подобно ангелам смерти.

А против них — несчастный мужик и шестилетняя девочка…

Маловато для сафари, на его взгляд.

Кристос идет к холодильнику — настоящему, кухонному — за бутылкой пива, оттуда — в кабинет, который делит с Айей и где оставил Имельду. Негритянка отложила подшивку «Реюньонского жандарма» и переключилась на труды по криминалистике. Совершенно ими поглощена.

— Можно?

— Не стесняйся. Сегодня — день открытых дверей, библиотекой могут пользоваться все.

Да Имельда и не стесняется! Кристос немного заскучал. Ему приходится признать очевидное: его планам поиграть в миссионера, забравшись в гамак, осуществиться не суждено. И все же более скромные планы он еще строит. Наручники в правом верхнем ящике, прутья решетки в камере — как выйдешь из кабинета, первая дверь налево… Можно не просто по-быстрому перепихнуться, как сегодня с утра, а добавить к этому несколько пикантных деталей.