Софа слушает. Марсьяль это чувствует. Он должен говорить, чтобы не дать ее рассудку и дальше брести к границам безумия.

— Питон-де-ла-Фурнез, самый большой вулкан острова, в очередной раз начал извергаться. В таких случаях все островные газеты и телеканалы объясняют, что приближаться к нему нельзя ни в коем случае. Тем не менее все островитяне поступают как раз наоборот, они бросаются к вулкану, чтобы полюбоваться зрелищем. Самый прекрасный фейерверк, какой может увидеть человек…

Теперь желтый «ниссан» через каждые двести метров проезжает мимо беседки для пикника. Последнюю, как раз у подножия горы, не разглядеть — она скрылась за дымом от мангала, да еще к тому же Шанталь Летелье замусолила все стекло.

— Я хотел сделать Алексу сюрприз. Я заранее ничего ему не сказал. Его матери, разумеется, тоже. Ты ее не знаешь, но она была серьезной и строгой, она никогда не согласилась бы, она сказала бы, что я поступаю безрассудно, сама понимаешь, тащить шестилетнего ребенка смотреть на извержение вулкана, когда все здравомыслящие люди острова пытаются этому воспрепятствовать… Ты… может быть, ты, Софа, со мной не согласишься, но существуют вещи, которых мамы понять не могут.

Ничего. Ни одна ресничка не дрогнула.

Марсьяль продолжает, несмотря на то что Софа замкнулась, заперла вход в свой внутренний мир на два оборота, слушает собственную музыку через наушники воображаемого плеера. Теперь он рассказывает не столько дочке, сколько самому себе.

— В то время я уже читал Алексу сказки про Ти-Жана. Те же самые книжки, что и тебе! Ты же знаешь, Бабушка Калле и ее друг Большой Дьявол живут где-то там, под лавой вулкана, потому-то Алекс немного побаивался ехать по этой дороге. Ты-то не боишься, солнышко?

Марсьяль про себя чертыхается, осознав собственную глупость. Зачем ему понадобилось добавлять ко всему прочему еще и эту историю с Дьяволом? И быстро продолжает, чтобы не дать воцариться молчанию.

— Я тебе еще про другое расскажу, Софа. У Алекса, когда он был совсем маленьким, появилась любимая игрушка — пожарная машинка, которую он нашел на пляже. Знаешь, Софа, такой металлический грузовичок, который почти умещался у него в руке. Не очень красивый. И слегка заржавевший. Он повсюду таскал с собой эту машинку, превратил ее в вездеход. Складки одеяла у него на кровати. Песочница. Трава. Гравий. Высокий стульчик и край стола. Сиденье машины… Понимаешь, солнышко? Алексу было всего шесть лет, но его пожарный грузовичок успел проехать много километров. Мы добрались до ущелья Белькомб, до стоянки у подножия разъяренного вулкана — там, наверху, а дальше ехать не могли, дорога была перекрыта. И знаешь, что больше всего понравилось Алексу?

Лицо Софы в зеркале заднего вида по-прежнему непроницаемо, но ее рука пошевелилась, как будто, слушая рассказ про машинку, девочка шарила вокруг в поисках какого-нибудь друга, спальной игрушки, плюшевого мишки… Или хоть какого-нибудь предмета, на который она смогла бы переключить своих демонов.

— Софа, ты не поверишь! Алекса заинтересовали не огромные столбы пламени, которые выбрасывал вулкан, не снопы искр, которые рассыпались по угольно-черному небу. Нет! Его заворожили грузовики! Вереница пожарных машин, перегородивших дорогу, и десятки пожарных, бегавших взад-вперед и в своих асбестовых костюмах похожих на марсиан! Мы быстро вылезли из машины. Несмотря на адскую жару, опасности не было ни малейшей, до кратера оставалось несколько километров. Мы были не одни. Там уже собралась толпа, нас окружали сотни людей с фотоаппаратами, кинокамерами, биноклями. Приблизиться к заграждению, чтобы получше разглядеть вулкан, было почти невозможно, но в конце концов какая-то толстуха, креолка с огромным крестом на шее, пропустила Алекса вперед. «Это черт кашляет, — сказала она Алексу. — Ты должен это запомнить, малыш. Это черт, который злится на людей!» Алекс ее не слушал, он смотрел, как лава сползает по склону вулкана бесконечной огненной змеей. И можешь мне поверить, Софа, я никогда еще не видел, чтобы у него так блестели глаза. Но старая креолка не унималась, все приставала к нему со своими душеспасительными историями. «А знаешь, малыш, что надо делать, чтобы не давать дьяволу разозлиться? Твой папа тебе не рассказывал? Надо молиться, малыш, молиться всем святым острова. Дьявол их боится».

Марсьяль делает паузу и бросает взгляд на вершину вулкана. Над кратером Доломье раскинулось ослепительно-синее небо, подернутое едва заметной дымкой зноя. В голове у него зарождается мысль, начинают вырисовываться зыбкие очертания дверцы в конце этого тупика, узкой дверцы — но, может быть, они сумеют вдвоем в нее протиснуться. Почему бы и нет? Это надо обдумать, только попозже, сейчас ему надо сосредоточиться на своей истории, не бросать Софу на полпути.

— Алексу не было никакого дела до святых, солнышко, как и тебе, — ты ведь никогда ни в одну церковь и не заходила, но он был воспитанным мальчиком, а старуха продолжала с таким видом, словно боженька говорил ее устами. «Я тебя не обманываю, малыш, слушай меня внимательно, как раз между вулканом и морем есть маленькая деревушка, Сент-Роз, а в ней — маленькая церковь Богоматери. Во время извержения 1977 года вулкан затопил все — и поля сахарного тростника, и дома, и дороги. Все жители деревни спрятались в церкви и стали, пока их не накрыла и не убила раскаленная лава, молиться святым. И знаешь, малыш, что тогда произошло?» Алекс покачал головой. Нет, он этого не знал — и знать не хотел, он смотрел на пожарных, которые в своих невероятных космонавтских костюмах приближались к кратеру. А старая креолка не умолкала: «Так вот, малыш, святые оказались сильнее дьявола. Он испугался. Лава остановилась у самой церкви. И никто не погиб! Теперь эта церковь называется Нотр-Дам-де-Лав! И сегодня еще можно увидеть остывшую лаву, которая взобралась на несколько ступенек и остановилась, будто не посмела войти. Если не веришь мне, малыш, попроси твоего папу, чтобы он повез тебя туда». Вот тут-то Алекс повернулся к толстухе и спросил: «А как святые остановили лаву? У них была красная машина?» Представляешь себе эту картину, Софа? Он застал креолку врасплох, и она немного смутилась, но засмеялась и сказала: «Нет, малыш, конечно, у святых нет машины». Алекс продолжал расспрашивать: «А блестящие каски у них есть? — Нет… — Или одежда космонавта? И большое ружье, которое стреляет водой? — Нет, малыш, ну попробуй себе представить святых, одетых как космонавты и с ружьями…» Вдали люди в форме суетились так, будто на счету была каждая секунда, хотя сделать ничего не могли — только наблюдать за тем, как течет лава. Алекс пожал плечами и повернулся к креолке спиной. «Ну и зачем тогда становиться святым?» Он не сводил глаз с вулкана и крепко сжимал в руке свою красную машинку. «Я, когда вырасту, хочу быть пожарным».

Он снова заглядывает в зеркало заднего вида.

Софа никак не откликается на его рассказ. Не засмеялась и даже не улыбнулась.

Шанталь Летелье — тем более. Она выглядит так, будто нашла самое удобное положение, какое было возможно, и уснула. У нее даже рот сам собой закрылся, когда машину подбросило на ухабе.

Марсьяль гнет свое.

— И он стал бы им, Софа, поверь мне. Твой брат уже в шесть лет был очень смелым. Больше того — он был бесстрашным. Он стал бы лучшим пожарным на свете.