Она копалась в грядках, и я немного постояла рядом, потопталась,  успокаиваясь и наблюдая как она аккуратно поддевает сорняки зубчатой тяпочкой, стряхивает с корней землю и собирает бурьян в ведро.  Такими темпами… но Бог в помощь, как говорится, а ей – чтобы в радость. На всякий случай спросила:

-  Давайте, может - я, а?

-  Дай разогнусь, - придерживая поясницу, прошла она к лавке.

-  Оставьте, я видела, как нужно –  сегодня же все сделаю сама… - и,  помолчав, добавила: -  Мария Львовна, сейчас мы с вами  закроем две темы, до которых дело странным образом никак не доходило, - призадумалась я, не понимая сама – как случилось, что мне до сих пор неизвестно почему я девятая и какого хрена вообще здесь творится с этими продуктовыми взятками?

-  Почему я девятая? Как я понимаю, первой были вы,  а дальше  люди совсем уж случайные, как вы говорите.  А потом, передо мной - реставраторша и журналистка. Всего девять, а нужно десять.  И почему?

-  Точно сделаешь?  А то я выбираю с корнями…

-  Странные ваши речи… у нас же  был устный договор - что я помогаю вам в огороде.  Так я слушаю, - в упор уставилась я на нее, подперев кулаком щеку.  Решительно уставилась.  Она заулыбалась, глядя на меня.

-  Настырная ты, упертая, как баран.  Может, и выйдет у тебя.

-  Что именно?

-   Да откуда ж я знаю, чего ты добиваешься?  То, что тебе нужно, то и выйдет, - по изменившемуся выражению ее лица было видно, что дальше разговор пойдет серьезный и по существу: -  Я с ним говорила.  Мне тогда чуть за шестьдесят перевалило, и что он с фронта, я  уже понимала.  Проверяющая, что в школу приезжала, сбежала, как только я ей рассказывать начала…  как с тобой тогда.  Не Ивана она испугалась, а что я ненормальная. Да со стороны оно так и выглядело, правда?  А может и его забоялась – не знаю, а только утром вернулась и сразу съехала. Может, к соседям бегала… но сюда никто не сунется – боятся… привыкли уже, что положено  бояться.  Какой мужик, может, и сходил бы взглянуть – что тут гремит, да жена не пустит.

-  Почему?

-  Дай я уже одно расскажу?

-  Да, конечно. Что он рассказал вам, баб Маня? Конкретно, только  его слова?

-   Ну, как хочешь... - уставилась она на меня с непонятным выражением, - женатый он был, еще с молодости.  Двое детей у них родилось – два парня.  Потом его повысили до начальника  мехколонны – в район.  А так-то они жили на каком-то хуторе, я так поняла, что это у вас, как у нас  тут - маленькое сельцо.  А работать стал в большой станице Боковой.

-  Боковской, - поправила я ее.

-  Дома редко бывал, только наездами.  Жена не поехала за ним, потому что пришлось бы в съемной квартире ютиться, а свой дом  и хозяйство бросать.  И родные ее оттуда…  Плохо у них все стало – ревновала она его сильно, - встревожено всматривалась она в мои глаза.

-  Мария Львовна, пожалуйста, максимально – правду. Только то, что говорил он, не домысливая и даже не приукрашивая.

-  Это я так думаю, что ревновала, - виновато кивнула она, - мужик видный, при должности… у него механизаторский техникум был, а с таким образованием раньше и областями командовали, кто по партийной линии отличился.

-  Вы считаете, что она его ревновала...  Ладно, это логично – я бы тоже ревновала.

-  А кто ж не стал бы?  Я потому и говорю, - взбодрилась она, -   а дальше началась война.  Его сразу призвали на офицерские курсы.  Механизаторов с техникумом и даже десятью классами всех на курсы брали – учиться на офицеров.  Курсы в  Боковой и были, и оттуда же их потом провожали на фронт – там есть железная дорога.  Когда Иван стал прощаться с родными, на шею к нему девица кинулась.  Он говорил мне, что ничего у него  с ней не было.  Только я не сильно верю, знаешь… в те времена вот так кинуться на шею женатому и целовать его, куда достанет, плакать…  и все это при родной жене?

-  Он сказал – не было?  Значит – не было.  Будем исходить из этого.

-  Ну-ну…  он говорил, что пока отдирал ее от себя, жена и крикнула в сердцах, что будь он проклят и чтоб у него десяток таких еще было.

-  Десяток? Крикнула? – растерялась я, чувствуя  безнадежную опустошенность: - И только вот из-за этого вы решили…?

-  Для полюбовницы, думаю, она и сказала… чтобы досадить – что еще десять таких будет, жена-то законная одна?  И еще проклинала, кричала, чтоб он пропал там и не возвращался вовсе – ждать она его, кобеля, не станет.  Поговорить с ней он не успел – по вагонам скомандовали, а она сразу прочь кинулась.

-  Н-ну -  нет, - мотнула я головой, - это он когда рассказал вам? После которой из нас?

-  После третьей – на четвертую.  Я тогда уже все про него поняла, и про то знала, что с появлением новой жилички  его  обязательно  притянет сюда. Я про семью спросила, и он  вдруг рассказал.  Мужики не любят рассказывать, а  его, видно, мучило.  Вот и прорвало - с кем еще поговорить вот так, как не с чужим человеком... старым.  Может и полегчало, когда выговорился.  На письма она ни разу не ответила,  и сыны тоже - большие уже были.  Но что-то такое он мне  не договорил, замолчал  - видно, совсем плохое.  Может, про детей что...  А свой  офицерский аттестат он им выслал... я хвалила.

-  Понятно, - протянула  я.   Какое там понятно... все паршиво.  Не потому что полюбовница… нет – он уверенно сказал мне, что не был виноват.  Врать постороннему человеку и оправдываться не было никакого резона.  Но вот все остальное…  законная жена и двое детей совершенно не вписывались в ту картину, что я нарисовала для себя.

    И советского солдата, как образ собирательный, я в этом плане не идеализировала – это были вполне себе живые мужики, которые годами не видели  женщин в том самом смысле и в любую минуту могли погибнуть.  И я очень сильно сомневаюсь, что абсолютно все женатые отказались бы от предложенных им маленьких радостей - таких, какую предложила Ивану я.   "Люби сегодня - завтра может и не быть".  Это жизнь и что теперь?

   Поговорили, называется...   настроение мигом скатилось по наклонной,  жахнуло вниз...

-  Убила бы, баб Мань, почему не сказали до его прихода? -  встала я и собралась уходить, чтобы не наговорить лишнего. Сердце обиженно колотилось где-то в горле.

-  Да чего уж теперь, - понуро  отмахнулась она, -  остальное ты знаешь, теперь довольна?

-  Нет, - честно ответила я.

    И потихоньку  слиняла на тот самый холм с видом на село.  Присела  на склоне недалеко от нашего лагеря, где хозяйничал дежурный кашевар и загрызала ароматную травину в зубах - чабер, что ли?   Растирала в руках пахучую зелень, думала  обо всем этом и ничего не понимала -  хрень какая-то!  Жена психанула и  прокляла?  И все?  Сработало?  Свет гаснет, кидает его непонятно куда, туман непроглядный… и все это только потому, что она что-то там сказала? Это объяснение было так зыбко, так примитивно, глупо и нереально по сравнению с эпическим появлением Вани на танке, что верилось в это… совсем уж трудно.