физиономия Новоселова:

— Принесли?!

— Держи, оглоед! — Майя достала из пакета бутерброды с сыром и ветчиной и пару печений.

— А у меня чай вкусный! — Стеша протянула ему еще горячий мини-термос с напитком.

Новоселов накинулся на угощение, как лев: девчонки даже поразились такому хорошему аппетиту тощего «ботаника».

— Эй, нам хоть чая оставь! — хихикнула Стефания. — Я тоже хочу! Так аппетитно ты все уплетаешь! И разговор так веселее пойдет! — Она разлила чай из термоса по пластиковым стаканам, один взяла себе, а третий подвинула Майе. — Зябко вечером, пей, а то замерзнешь! Я заварила вкусный, на травах! Ты такой не пробовала, а то все этому оглоеду достанется! Дай сюда печенье, мы тоже не ужинали! — Она попыталась вырвать у него кусочек печенья, но Антон уже все затолкал в рот и, быстро проглотив, показал чистый язык.

— Ну, добрый молодец, мы тебя накормили, напоили, теперь давай нам сказку рассказывай, — расположившись на еще теплой травке, скомандовала Майя.

Новоселов сел рядом, пригладил взъерошенный чуб и ответил:

— Спасибо, девчонки. Я, честное слово, никого не убивал, ничего не воровал — я понятия не имею, почему за мной полиция охотится! — горячо воскликнул он.

— Как это понятия не имеешь? — наморщила лоб Майя. — А зачем ты тогда из лагеря сбежал?

— Так мне утром сестра позвонила родная, она тут в Луге живет, недалеко. У нее восьмой месяц беременности. Она мне утром позвонила, сказала, что ей плохо, рожает, а муж уехал. Очень просила ей помочь! Слышно плохо было, но Катя меня звала, кричала, что рожает, — Новоселов чихнул при этих словах, что косвенно подтверждало их правдивость.

— Сестра? Рожает? И ты к ней поехал? — уточнила Майя.

— Ну да, конечно, я сразу сорвался, даже вещи почти не собрал. Побежал на станцию, чтобы на первую электричку попасть, — кивнул Антон.

— Ну, и как она сейчас? Родила? — каким-то напряженным голосом спросила Стеша.

— Не родила, — Антон посерьезнел.

— Как это? — Майя удивилась. — Что случилось?

— А ничего не случилось! Ей рожать через месяц, они с мужем до смерти перепугались, когда я ворвался к ним в дом в семь утра с вытаращенными глазами, — усмехнулся Новоселов.

— Ничего не поняла. А зачем она тогда звонила? — Майя потрясла головой.

— Да в том-то и дело, что Катя мне не звонила! И муж у нее никуда не уехал, и не рожала она совсем! Это кто-то другой мне позвонил!

— А зачем это кому-то надо? — спросила Стеша.

— Так я думал над этим, кому-то надо было, чтобы я спешно уехал из лагеря, — кивнул Антон. — Кто-то хотел, чтобы за мной вся полиция охотилась, чтобы меня подозревали!

— А ты тут совсем ни при чем? — сыронизировала Белинская.

— А ни при чем! Я только на обратном пути узнал, что меня, оказывается, все разыскивают, хорошо, что по дороге Настю встретил, она мне и рассказала, и еды принесла.

— Так, стоп, у меня от ваших споров голова уже раскалывается. — Майе действительно что-то стало нехорошо, голова кружилась, а ноги стали как ватные, а во рту поселился металлический вкус. — Я только одного, Антон, не понимаю, почему перед своим спешным отъездом ты никого не предупредил, не сказал Корнееву, что тебе нужно уехать? Почему просто так сбежал?

— Да не сбежал я просто так. А что, она тебе не сказала? — Новоселов реально удивился. — Я же Стефанию встретил у палатки, было раннее утро — я попросил Корнееву, когда тот проснется, передать, что я по личным обстоятельствам отсутствую. Ой, у меня что-то живот крутит! — Антон медленно, еле двигаясь, поспешил в кусты, его тошнило.

— Стеша, ты знала, что Антон уехал? Ты почему ни мне, ни Князеву не сказала? — удивилась Майя.

Голова у нее раскалывалась, руки-ноги стали свинцовыми гирями, она не могла больше разговаривать, ее сильно клонило в сон.

— Не сказала, потому что не хотела! — перед тем как отключиться, услышала Виноградова.

1868 г. Санкт-Петербург

Увидев расшитый золотым вензелем и буквой «Р» кошелек в руках у Петра Петровича Руденко, Глаша сразу же поняла, кто на самом деле таинственный человек в темном плаще.

Все складывалось, потому и чашка полетела из рук, от неожиданности.

Глаша никак не могла поверить, что такой милый и приятный человек, хотя и со своеобразной внешностью, что для мужчины отнюдь не самое главное, может быть хладнокровным убийцей, вором и отравителем.

Но сейчас нельзя было выдать себя, нельзя было показать, что Глаше все известно.

Огромным усилием воли девушка заставила себя мило улыбнуться злодею и заплетающимся голосом произнесла:

— Ой, извините, я сегодня такая неловкая — вот, чашку разбила. Давайте я сейчас соберу все осколки и налью вам новый чай!

В голове билась только одна мысль: «Нужно не дать Руденко понять, что мне все известно! Нужно любыми силами ему улыбаться, а потом выставить его за порог и сразу же принимать меры! Хотя бы сообщить об этом Железному Дан ко!»

Улыбаясь и глупо кивая, Глаша спиной пятилась на кухню.

Петр Петрович тоже улыбнулся, но не так лучезарно, как раньше, или теперь, когда Глаша поняла, что он за человек, точнее, нелюдь, его улыбка не казалась такой ослепительной и милой.

— Вам помочь? — спросил он.

— Нет, что вы! Я сама, — не переставая лыбиться, запротестовала горничная.

Она пятилась на кухню и на пороге спиной столкнулась с Ваней Пичугой, который как раз принес дрова с улицы.

Глаша не успела его предупредить, а только ойкнула от неожиданности, но было уже поздно.

Ваня увидел гостя в комнате и застыл на месте, на его лице был написан жуткий страх, а еще узнавание того незнакомца из своих детских кошмаров.

Но это узнавание проступило и на лице кирасира Руденко.

Он прищурился, вскинул голову, оглядел застывшего мальчика и съежившуюся Глафиру.

— Так, значит! Ну что ж… — Петр Петрович медленно надел темные перчатки и с этим как будто сменил маску на лице, выпустив на волю все самое дикое и темное в своей душе.

Теперь от воспитанного приличного человека точно ничего не осталось, и если еще минуту назад Глаша сомневалась в его виновности, то после того как увидела бешеный взгляд, все сомнения отмела.

Руденко подскочил с дивана и кинулся на мальчика, растопырив руки.

Все произошло так быстро, в считаные секунды.

Глафира оценила, что силы неравны, но на ее стороне было преимущество: она закрыла собой ребенка, со всей мочи оттолкнула злодея. Тот поскользнулся на недавно вымытом, но недосохшем полу и зацепился левой ногой за так кстати неубранное ведро с грязной водой.

— Беги, Ваня, — закричала Глаша и